Какое чудо, что Альтар закрыл мои мысли от посторонних, иначе учиться мне с этой группой лабораторной! Ибо ничего хорошего им моя сокровенная пятая точка не предвещала.
В общежитие я вернулась, пребывая в глубокой задумчивости. Странно, что джинсовые товарищи никак не изменились. Они были совсем обычными. Русыми, темными, с веснушками, без рожек или зеленой шевелюры. Они были нормальными, в то время как очередь на собеседование даже клыками и когтями похвастаться могла. И зачем их вообще на собеседование повели, если они знать ничего не могут? Еще и без очереди.
Я-то кикимора — это другой разговор. Платница-неудачница, страхолюдна и приблудна. Но — своя. А они — совсем чужие. Ой, не нравится мне все это!
В общежитии у лестницы я столкнулась с тоскующим Георгом, собирающим с пола осколки люстры. И стыдно мне стало… Так стыдно, что я прошла мимо него со скоростью летающего ежика. Нет, серьезно стыдно. Не хотела, чтобы так получилось.
— Данька! — Крик мага вырвал меня из раздумий, придал ускорения, но… бегать, когда тебя левитируют к месту преступления, — тяжкая, непосильная работа. — Это твоих рук дело? — негодующе вопросил Георг.
— Нет, — честно ответила я, не уточняя, что свалить люстру можно и без помощи рук.
— Странно, — нахмурился он. — Не врешь.
Я перевела дыхание и занесла ногу, чтобы вновь ступить на лестницу.
— Ты с собеседования?
— Ага.
Смене темы я обрадовалась, как новым джинсам. Хотя… нет. Джинсы я бы встретила более счастливой.
— Сильно валили?
Все же солидарность ему была не чужда.
— Ага, — войдя в роль, пустила слезу я. — Они… они всякое спрашивали… Совсем без совести. И Альтар этот… как он мог…
— Эй, Дань, что случилось? Не приняли?
В его глазах появилась забота. И даже гнев. Не на меня, на Альтара.
— Приняли… Но я так страдала! А они… Изверги!
— Бедняга.
Он обнял меня, погладил по волосам, желая успокоить, влез в колтун, и…
— Уй, аккуратнее! — возопила я, дергаясь в сторону.
— Прости, — смутился Георг. — Я не специально!
Я ему верила. Вот честно, верила! Но боль не проходила, как и не приходило благодушие. Ему, последнему, слишком мешал клок моих зеленых волос в руках Георга.
— Отдай, — надувшись, потребовала я, протягивая руку.
Парень отдал.
Зачем мне вырванный клок собственных волос, если парик я делать не собираюсь, ускользало от понимания. Впрочем, даже в родном мире волосы порой сжигали, чтобы не сглазили, а уж здесь и подавно следует ухо востро держать. И угораздило же…
