— Ты что наделал?!, — закричала жена и набросилась на него.
Паша отмахнулся от супруги, ударил её, и она, закрывая окровавленное лицо ладонями, заплакала. А муж сказал:
— Лёнька был для нас угрозой и мог предъявить, что я привёл сюда убийц Большого, которые нас ограбили. Или он — или я. Рано или поздно этот вопрос должен был возникнуть, но я его решил. Ты меня поняла?
— Да…, — протяжно ответила жена и спросила: — Как же мы дальше?
— А дальше всё будет хорошо. У нас семья и есть помощницы, — кивнул он на девок, которые смотрели на него с испугом. — Так что не пропадём. Жратвы много, опасности нет. Слышишь меня?
— Слышу.
— Оботрись и приведи себя в порядок. А потом ступай к детям, посмотри, как они.
Супруга без споров направилась к двум мальчикам, девяти и одиннадцати лет, и шестилетней дочке. А Паша стал отдавать приказы девкам: что сделать, что принести, что закрыть. Он в самом деле верил, что теперь всё будет хорошо. Однако Паша ошибался.
На следующий день вернулись дезертиры, бойцы Большого, которые сбежали в Киров. Только было их уже не семеро, а четверо, все вооружены и заражены. Паша встретил их недоброжелательно, но остановить боевиков не смог и поздно заметил на их телах следы болезни. Что делать? Он попытался уйти в лес. Но боевики поговорили с девками и узнали, что Большого нет, он не опасен. Поэтому с Пашей не церемонились. Его пристрелили, жену забрали в дом на потеху, а детей, как это ни странно, пожалели.
Кутёж на лесной заимке длился два дня, и ещё три дня ослабевшие боевики, изнасилованная жена Паши и девки глотали бесполезные антибиотики и медленно умирали.
Дети это время отсиживались в сарае и выползли, когда все умерли. А они выжили. Оказалось, у них был природный иммунитет от отца… Так и возникло новое поселение. Дети спалили осквернённый злодействами и болезнью дом и стали жить в соседнем. Осень и зиму они перебедовали. Благо припасов хватало. А дальше было легче.
— Дай бензина! Хоть канистру! Будь человеком!, — Перед машиной стоял худой мужчина в рваной майке и грязных шортах. В левой руке — ржавая канистра, а в правой — ломик. Голос умоляющий, а лицо простое, но глаза злые, недобрые. И что самое плохое, за его спиной, держась в отдалении и отслеживая нашу реакцию, ещё полсотни человек.
Пока они боялись автоматов, которые все мы выставили перед собой, прикрываясь дверями микроавтобуса, но в любую минуту толпа могла сорваться.
— Пошёл отсюда! Считаю до трёх! Не уйдёшь — пристрелю!
