Мне, естественно, пришлось повторить рассказ со всеми возможными подробностями, а затем мы выработали план действий. Собственно, договариваться пришлось всего о трех вещах.
Все согласились, что Настю от греха следует отправить подальше, что в деле, по крайней мере до поры до времени, не должна фигурировать моя персона, а я попробую докопаться до истины, используя личные возможности. И на третье, опасаясь, что работодатель сам никогда о таком пустяке не вспомнит, я тонко повернул разговор в сторону причитающейся мне премии. На крыльце соевой столовой Котяныч обещал по пятьсот рублей за каждый день работы плюс трешник за результат. Правда, никто не ожидал, что результат окажется таким впечатляющим. Строго говоря, я нанимался только следить за человеком, а не лезть вместо него под пули. Мой героический поступок вполне можно было засчитать за сверхурочную работу или что-то вроде того…
Однако, я давно заметил, что большинство предпринимателей привыкли ориентироваться на букву закона, когда эта буква охраняет их персональный сейф. Треухин отслюнил четыре с половиной тысячи и для очистки совести расплывчато пообещал дать еще, когда все закончится. Когда закончится? И что это за сумма такая — еще? А я, можно сказать, жизнь девочке спас. В моем личном рейтинге господин Треухин сразу рухнул на последнюю ступеньку, где уже толпилось несколько похожих личностей.
— Есть еще нюанс, — заметил я, укладывая деньги в карман. — Машина.
— Что машина? — занервничал Геннадий Степанович.
…Теперь я понимаю, почему Настя рада была подружиться с первым встречным директором графитного производства. При таком занудном папе любой встречный покажется капитаном Греем из «Алых парусов»…
Возможно, «Форд» так и остался под соснами Заельцовского бора, тогда идея скрыть от милиции участие в заельцовских событиях выглядит так же нелепо, как железнодорожная прогулка Человека Рассеянного в отцепленном вагоне.
Но я рассуждал иначе. По номеру автоматчики выяснили, что я не мент. Они могли предположить, что человек с моими привычками не заинтересован в общении с милицией, а они, в свою очередь, не заинтересованы в том, чтобы милиция в тот же день получила свидетеля. Я отдавал отчет в том, что вышеизложенные умозаключения могли и не коснуться их ума, но и в таком случае оставались еще две причины, чтобы угнать машину — месть и жадность. Хотел бы я видеть человека, который не позарится на брошенный посреди леса «Форд» девяносто четвертого года…
