В коридоре было пусто. Гарька забегал вперед, испуганно бормоча: «В глаз попала, да?» Закрывая по-прежнему глаз, Алиска протянула к нему кулак и разжала пальцы. На ладони лежал блестящий карий глаз.
Армянское смуглое лицо Гарика стало зеленеть. Сейчас вырвет, испугалась Алиска. Сказать? Так врежет, что настоящий глаз вылетит…
– Болит? – пролепетал он жалким голосом.
Алиска неопределенно пожала плечами.
– Ладно, пойду к медсестре. Не бойся, – добавила великодушно, – скажу, что это я сама.
– Может, она вставит? – Гарик смотрел умоляющими глазами – точно такими, как у медведя, темными и блестящими.
Медсестра посветила в глаз яркой лампой, на всякий случай промыла и наклеила стерильную нашлепку – от инфекции: «До вечера не снимай».
Последним уроком был английский. Алиску не вызывали. Сидеть с видом тяжело раненного было почетно, но скучно. Гарик покаянно шептал: «Что теперь будет?» – «А что? – скорбно шептала в ответ Алиска. – Так и буду жить, с повязкой. Когда-нибудь потом стеклянный вставят…» Она мысленно видела себя с искусственным глазом – большим, выпуклым и почему-то голубого цвета.
– Я тебя провожу до дому, – решительно сказал Гарик.
Алиске казалось, что все встречные смотрят на нее и на повязку: сочувственно, вопросительно, равнодушно, но – смотрят. У сквера она замедлила шаги.
– Эй.
– Ты чего? – всполошился Гарик. – Больно, да?..
Вместо ответа Алиска вытащила из кармана медвежий глаз и, подкинув вверх, поймала. Врежет или нет? Я бы врезала…
Гарик осторожно протянул руку, нерешительно глядя на девочку. Та улыбнулась и кивнула.
– Откуда?! – мальчик охрип от восхищения.
– От верблюда! В смысле, от медведя. Дурак ты.
– Значит, твой… целый?
– Ну, – Алиска решительно отклеила повязку.
Гарик ликовал. О том, чтобы стукнуть или врезать, и речи не было. Глаза его заблестели, на смуглых щеках показался румянец.
– Слышь, Зимина… – голос его радостно окреп, – дай мне эту штуку на вечер, а? Завтра принесу, честное слово! Лилитку разыграю, сеструху, а то достает по-страшному.
– Посеешь – убью, – пообещала Алиска, моргая освобожденным глазом. – И чтобы больше – никому, понял?
…Гарик понял. На следующий день он вырезал на Алискиной парте буквы «ЯТЛ». Буквы получились неровными, потому что сидеть ему было больно.
…Несмотря на «больше никому», медвежий глаз триумфально переходил от одного кареглазого счастливца к другому и едва не стоил инфаркта некоторым родителям. Когда глаз вернулся к Алиске, мишке он уже не пригодился. Делая уборку, мать наткнулась на коробку под кроватью и решительно выкинула затрепанного одноглазого медведя. Кому, в самом деле, нужно это барахло.
