Роман Виолетты. Парижские сладости | страница 7



— И давно Вы здесь?

— Полчаса.

— Надо было меня разбудить.

— Я всеми силами сдерживал себя, чтобы этого не сделать.

— И Вы ни разу не поцеловали меня?

— В губы? Нет. Но Вы лежали с обнаженной грудью, и я позволил себе поцеловать один из бутончиков.

— Какой именно?

— Левый.

Ее невинность была восхитительна. Она приоткрыла рот и попыталась дотронуться губами до соска.

— О! Не получается поцеловать. Как досадно!

— Почему Вы хотите сделать это?

— Хочу прикоснуться там, где были Ваши губы.

Она сделала еще одну попытку.

— Не могу! Ну, хорошо! — она приблизила свою грудь к моим губам: — Вы целовали ее от себя, а теперь сделайте то же и от меня.

— Тогда ложитесь.

Она послушалась, а я наклонился, сжал сосок губами и потеребил языком. Тихий вскрик наслаждения слетел с ее губ.

— Как это чудесно!

— Похоже на ночной поцелуй?

— Ах, это было так давно, что я и не помню.

— Хотите повторить?

— Вы сказали, что это поцелуй влюбленных. И потому — да!

— Но я не уверен, люблю ли Вас.

— Но я уверена в своей любви к Вам! И потому, если не хотите Вы, я сама Вас поцелую.

И, не тратя время попусту, стала целовать меня, проникая языком между зубами.

Она сильно прижала меня к себе, и я не мог отстраниться, если бы даже и захотел. Дыхание наше стало единым, глаза ее закатились. Наконец она откинула голову и прерывисто прошептала:

— Я так сильно тебя люблю!

Я потерял контроль над собой, я хотел нести ее на край света! Схватив Виолетту, я вытащил ее из постели и стал покрывать ее груди поцелуями.

— О, перестань, пожалуйста! Мне кажется, жизнь покидает меня!

Меня охладили эти слова. Желание было сильным, но я не хотел овладеть ею врасплох.

— Я позаботился о ванной, дорогое дитя, — сказал я, — я готов нести тебя туда на руках!

Она вздохнула.

— Как же мне уютно в твоих руках!

Я удостоверился, что в ванной была теплая вода, вылил в нее полфлакона одеколона, а затем отнес туда Виолетту.

— Я пока разожгу огонь, а ты пользуйся всем, что есть здесь. Мыло и губки в твоем распоряжении.

Я занялся камином и постелил возле него шкуру медведя.

Молодые люди, принесшие ванну, не забыли и об одежде. Пеньюар из батиста, домашнее платье из белого кашемира, несколько хлопчатобумажных салфеток, домашние турецкие туфли из красного бархата с золотой отделкой — все это было для Виолетты. Одежда была подогрета на печке и лежала в футляре из дерева акажу, которое сохраняло тепло.

Я разложил белье на стуле возле ванны и стал ждать. Юная купальщица вышла через четверть часа, дрожащая, и, покраснев, небольшими шажками подошла к огню.