Ракушка открылась, и я показала ей, как ослабить плоть внутри и сжать, и это она сделала, не вздрогнув.
— Что-то еще?
Она сунула палец в ракушку и вытащила маленький белый полумесяц.
— Посмотри, — сказала я. — Растущая луна.
— Выглядит как обрезанный ноготь, — сказала она, вытирая жемчужину.
— Говорят, первая жемчужина предсказывает будущее. Есть книга, где описаны значения цвета, размера и формы. Желтый означает богатство, черный — печаль и прочее.
Она подняла полумесяц.
— А белая?
— Целомудрие.
Она громко застонала.
— Серьезно?
Я улыбнулась.
— Нет. Это означает здоровье.
Она бросила в меня ракушкой, и та стукнулась о мой рукав. Я рассмеялась над ней, тревога пропала после плавания и общения с ней. Мы шли дальше по тропе, весело споря, пока я оттирала рукав. Мы повернули, попав на южный берег озера. Мэй остановилась.
— Как, — сказала она, — он без слов может заставить меня ощущать себя мелочной?
Я подняла голову. Мы стояли у края большой террасы, что вела к озеру. По лодыжки в воде, закатав штаны и сунув руки в карманы, стоял Кольм, глядел на туман.
— Он так на всех влияет, — сказала она.
— О, вы ее закончили, — тихо сказала она, когда мы подошли.
За Кольмом стояла новая статуя из мрамора, присланного из Розмари. Его прислали по торговому пути большим белым блоком, но через пять месяцев он стал фигурой на гладкой платформе. Мы спустились к статуе. Кольм обернулся.
— Утро, — сказал он.
Мэй посмотрела на лицо статуи.
— Похоже на нее?
— Порой, — сказал он.
Я знала, о чем он. Мастера постарались, повторяя локоны медовых волос Амы и изящные линии ее лица, но они не могли отобразить все — ни прищур глаз, когда она улыбалась, ни ее заразительный смех. Ни умелость рук, скромно сцепленных теперь перед ней. Я посмотрела на вырезанные складки ее платья. Ама Донахью Аластейр. Ее имя возглавляло пять колонок текста. Список мертвых. На платформе лежали подношения — перламутровые статуэтки, сухие букеты, разные жемчужины.
— Жемчужина-голубика, что дала тебе Ама, — сказала я Кольму. — Ее забрали алькоранцы?
— Нет.
— Где она?
— На дне озера, — сказал он. — Я был с ней, когда они напали.
Он смотрел на туман, а не на статую. Он часто стоял рядом, но не смотрел, словно не мог делать все сразу.
Я горевала по каждому погибшему в Люмене от руки Селено, но эта боль была самой сильной. Седьмой король похоронил моего брата внутри него, похоронил, когда казнил Аму. Он забрал Кольма на глубокий неподвижный пруд и каждый день находил новый способ не дать ему выбраться. Он сделал озеро кладбищем и тюрьмой. Оковами.
