Начались дикие сцены ревности. Рассылая резюме, я случайно вышел на одну лондонскую модельершу, вызвавшуюся бескорыстно рекомендовать меня в фармацевтическую фирму. После единственной встречи с ней (во время которой мы сосредоточенно корпели за компьютером) Элла разыскала ее телефон и наговорила гадостей. «Не делай со мной этого!» — хватаясь за голову, орала она. «Гриша, — возвращаясь из клиники, внушала мне суженая спокойным и властным тоном, — Гриша, ты болен. Поверь моему опыту». В том же ключе она общалась и со своим отпрыском: требуя, чтобы тот «взялся за ум», «уделил наконец внимание учебе». Объективности ради, Эдвин все схватывал на лету. Если в чем и нуждался, так в лечении от наркозависимости. Однако в данном направлении она ничего не предпринимала. А мне затыкала рот, стоило что-то вякнуть.
Гремучая смесь, Элла до двух лет жила в Узбекистане. Отца не видела уже полвека. Однажды ее мать, придя с работы, застала супруга в объятиях сослуживицы-еврейки. Ни слова не говоря, собрала вещи и укатила с крохой в Одессу. Каким-то чудом я разыскал ее родителя по интернету. Выяснилось, что Сабри Бекиров живет в Хайфе — так же как и его бывшая супруга Роза Львовна… Более того: у жены моей, оказывается, аж четыре брата! На волне эйфории она улетела на Ближний Восток. Вернулась счастливая: новоявленные родственнички, скинувшись, собрали ей солидную контрибуцию. Седовласый аксакал, привечая вновь обретенное чадо, сообщил, что трудится дворником (в дополнение к израильской пенсии): а весь денежный излишек аккуратно пересылает в Крым — на строительство мечетей… Обнаруженный в ее тумбочке «Коран» заставил меня содрогнуться. «Просто стало любопытно», — невинно осклабилась она.
Регулярные отлучки она объясняла поездками к другу-заключенному. Некто Григорий Злочевский, в прошлом москвич, семнадцать лет назад порешил израильтянина. Произошло это на 47-й улице, где процветает бриллиантовый бизнес. Из Индии мой тезка притаранил кучку алмазов. У покупателя не оказалось наличных — но и возвращать мешочек он не пожелал. Завязалась драка. Оступившись, косматый сефард невзначай напоролся на охотничий нож… Старателю влепили максимальный срок, вся русская община дружно галдела на процессе. И надо же, именно теперь его выпустили за образцовое поведение!
«Извини, — сообщила мне супруга, — но нам вместе не жить: иначе мы поубиваем друг друга». Отселив меня в подвал к бухарцам, она тем не менее обещала слово сдержать: «Грин-карту ты получишь, за это не переживай». Доходили слухи, что она благополучно съехалась со Злочевским. Работая сторожем в вечернюю смену, я погрузился в чтение книг, подобно дзеновскому отшельнику. Вдруг ко мне в будку заглянул ее младший: «Мам хочет развод. Sign here, please». — «Зачем она так поступает?!» — в отчаянии возопил я. — «Я тоже не знай…» — стыдливо отвел глаза Эдвин. Оставалось каких-то три месяца до интервью: превращаясь в нелегала, я лишался всякой надежды.
