— Попутчик?
— Да, — ответил я и сел, глубоко погрузившись в мягкое, даже слишком мягкое, на мой взгляд, кресло. Инстинктивно я потянулся включить телевизор, но, наткнувшись на гладкую стену, вспомнил, что нахожусь в купе второго класса.
Вагон тронулся. Двигатель вибрировал, пол и стены дрожали. Избыток мощности — на меня это всегда действует! Ускорение росло, и кресло прогибалось, продавливалось, спрессовывалось, наконец, просто стало твердой подушкой из стеклянной ваты.
Я смотрел на своего спутника — его вдавило еще глубже: он был выше и тяжелее. Скривившиеся губы, отсутствующий взгляд.
Когда двигатель умолк и ускорение уменьшилось, мой спутник спросил:
— Вы не знаете, когда мы пройдем над каналом?
— Как обычно. Через пятнадцать минут.
— И долго мы над ним будем?
— Пять минут.
Над нами что-то щелкнуло. Видимо, мы миновали стык Брюнет нахмурился.
— Водолеты из Кале ходят по этой же трассе?
— Нет, восточнее.
Мне показалось, что он чем-то озабочен. Верхняя лампа вдруг потемнела, стала голубой, потом снова разгорелась.
— Впрочем, все равно ночь. А жаль…
Я был удивлен.
— Вы никогда не видели водолета?
— Почему же. — Он улыбнулся, как бы сконфузившись. — Я же не негр из племени балуба. Видел в кино, по телевидению, а вот на море — никогда.
— Ну, что ж, — сказал я, — водолеты точно как на картинках, только немного побольше.
Он поморщился.
— Шутите… Для меня это последний случай их увидеть. Я улетаю. А там водолет не встретишь.
— Вы американец? — спросил я. Он замялся.
— Нет. Англичанин из Оксфорда.
Название своего родного города он произнес с гордостью, достойной истинного британца.
— И не видели водолетов?
— Речные видел. На Темзе.
Я встал и подошел к окну. Стекла были закрыты. Я нажал кнопку — жалюзи медленно раздвинулись. Внизу в темноте блестела вода канала.
— Сейчас войдем в туннель, — я снова задвинул жалюзи.
Теперь мы сидели молча. Я ждал передачи «Би-Би-Си». Их транслировали по всем каютам. В репродукторе щелкнуло и раздался голос диктора:
— Передаем новости радио «Би-Би-Си». — Букву «Си» диктор смешно смягчал. Впрочем, может быть, виноват был динамик.
— Принц Уэльский, — начал диктор, — наградил ректора Оксфордского университета доктора Иверсона и профессора Зальцбургского университета доктора Юговича орденами за их заслуги в разработке теории Дейвиса — Германна.
— Иверсона? — вдруг, словно очнувшись от дремоты, спросил мой спутник.
— Да. Вы его знаете? Впрочем, вы же из Оксфорда, — вспомнил я. — А что, собственно, этот Иверсон сделал?
