– Не стрелять! – закричал я своим и перехватил сначала Зарю, отправляя себе за спину, а потом – Ануда, который с разгону обрушился на меня и едва не сбил с ног.
Но я все же устоял и даже сумел развернуть его лицом к остальным варягам, прикрывшись им как живым щитом.
Впрочем, стрелять по нам никто не рискнул. Вероятность попасть в своих, Ануда или Зарю, была куда выше, чем прищучить меня.
Все же хорошо ее тренируют, варяжскую молодежь. Я сейчас вижу их всех, сердитых, растерянных, азартных…
Но глазенки у всех вполне разумные. Башню ни у кого не снесло.
– Ануд! Я сейчас тебя отпущу, и мы продолжим разговор, – произнес я достаточно громко, чтобы слышали и остальные. – Мирно. Договорились?
– Договорились, – пробормотал варяг.
И я его отпустил.
Что-то мне подсказывало: дырок во мне после этого не наделают. По крайней мере сразу.
– Присядь, – я указал на бревнышко. И сам опустился рядом. А затем махнул рукой остальным: сюда идите.
Меня послушались. И мы с Зарей оказались в окружении вероятных противников.
Казалось бы, опрометчивый ход…
А вот и нет. Самое опасное для воина моего типа, равно как и для берсерка, – это правильный боевой порядок противника. Чтобы стена щитов, через которую вот так сразу не пробиться, а за ней – парни с метательным оружием. Проверено на практике.
А когда вокруг тебя – неорганизованная, пусть даже и настороженная, группа, это куда перспективнее.
Особенно если эта группа опасается не столько меня, сколько тех, кого не видит.
Честно говоря, меня бы устроило, если бы Заря отправилась к папе. Да, я буду по ней скучать. Но зато девушка будет в безопасности. А у меня руки развязаны. А через некоторое время, может, и мои отношения с Трувором наладятся.
Но сказать Заре «уходи» нельзя. Она сочтет такое предательством.
И уговорить ее тоже не получится. Не тот характер. Боюсь, что она бы не ушла, даже если бы от этого зависели наши отношения. Выдала бы что-то типа «умрем вместе» – и хоть кол теши на ее прекрасной головке.
Она и сейчас всем своим видом показывает, что готова за меня умереть. Хорошо хоть стрелу с тетивы сняла. Она готова драться за мою жизнь – и это подкупает. Причем только за мою жизнь. Лично ей варяги ничем не угрожают. Это ее народ. Они росли вместе. Кто помладше, кто постарше. Все, в общем, родичи. А род – это святое. К папе привести – не вопрос. Обидеть? Кто рискнет, того остальные на запчасти разберут. Вот даже Ануд на нее не злится. Косится недовольно, морщится… Не потому что больно, а потому что очень опасается: не забудут ему товарищи по оружию сегодняшней слабости. И моих оскорблений. Очень может быть – не зря опасается. Превратиться из Ануда, уж не знаю, какое у него сейчас прозвище, в Ануда, которого обозвали холопом, – точно не его мечта.
