А вот лежащий на соседней скамье Егри не отказался бы возлечь с Зарей. Но никогда этого не сделает.
Егри очень плохо. Не от телесных ран. Эти – заживут. Егри очень стыдно. Они бились за него, но без него. Он – большой и сильный. Он – варяг. Он – воин. Но сейчас он не опаснее улитки. Егри уверен: будь на его месте Ульф, Свартхёвди, Виги, они бы превозмогли жалкую слабость. Они встали бы и сражались. Воина Севера не остановить какой-то там раной. Его можно убить, но пока он жив, он сражается. Без руки, без ноги, с двумя вершками железа в животе. Никакая боль его не остановит.
Егри не смог. Он пытался, но мир вокруг тут же начинал качаться и мерцать…
И опрокидывал Егри обратно на ложе.
Женщина и лекарь отстояли жизнь Егри. Это долг, который невозможно вернуть. Так думает Егри. Он скрежещет зубами от бессилия. Ему кажется: он слышит презрительный смех. Кто это смеется? Заря? Отец Бернар? Раб-весянин? А может быть, сам Перун?
«Больше никогда!» – клянется сам себе Егри. Больше никогда он не проявит позорную слабость. Это хуже смерти.
Пока отец Бернар лечил Зарю, свея обобрали. Выйдя, он увидел мертвое тело с алыми метками от вырезанных стрел.
На подворье уже распоряжался новый хозяин: племянник убитого старосты. Тот самый, что свободно болтал на языке викингов. По приказу нового хозяина два кирьяла деловито раскладывали на земле какую-то девку. Голую. Та не сопротивлялась. Лицо красивое, но опухшее. Хотя непохоже, чтобы ее били.
– В чем ее вина? – спросил отец Бернар. Спросил на языке викингов, потому что на местном знал пока что лишь несколько десятков слов.
Ответил новый хозяин подворья.
– Это она освободила свеев, – сообщил он.
– Почему?
– Она была наложницей одного из них.
Отец Бернар подошел к девке поближе, наклонился…
Та смотрела пусто. Как мертвая.
– Что хочешь с ней сделать? – спросил отец Бернар.
– Сначала позабавимся, потом зарежем. Из-за нее убили мою родню.
– Нет! – отрезал отец Бернар. – Так не будет.
– Почему? – удивился кирьял. Штаны его топорщились спереди.
– Я запрещаю.
Племянник прищурился сердито. Он был старшим в роду после убитого старосты. Теперь именно он стал главой рода. И дом этот теперь его, и двор. И здесь, на его земле, какой-то чужеземец смеет с ним спорить?
Но потом кирьял вспомнил, что этот чужеземец как раз и остановил свея. Бился с ним на равных. Он оценил сложение и осанку и решил, что перед ним все же не простой человек, потому решил зайти с другой стороны.
