Более двухсот клинков тут же выпрыгнули из ножен. Звенящий скрежет бронзы и ведьмового дерева был настолько громким и резким, что Вийеки захотелось закрыть ладонями уши. Каждый воин из Ордена Жертв поднял свой меч.
– Я не ожидала меньшего, – кивнув, сказала Суно’ку. – Будь королева с нами, она улыбалась бы своим храбрым детям.
Генерал повернулась к Хейяно:
– Командир лиги, вам поручается командование гарнизоном. Выберите сто Жертв, с учетом их возраста и семейного положения. Не обижайте тех, кто сейчас несет караул на стене. Пусть и у них появится возможность побороться в этом славном сражении.
– Слушаюсь, генерал, – четко ответил Хейяно.
Его узкое лицо пылало румянцем на скулах и висках, как будто он пробежал в холодное утро длинную дистанцию.
– Мы будем защищать внешнюю стену до последнего сердцебиения. Мы сделаем все, чтобы вы гордились нами.
– Я уже горжусь, – ответила Суно’ку. – Посмертные песни вам будут петься долгое время. Церемониймейстеры запишут имена всех защитников Башни Трех Воронов. Теперь вы можете покрыть себя истинной славой в сражении во имя королевы и нашего народа. В ответ я обещаю вам, что мы, защищая Наккигу, также будем биться до последнего дыхания, вспоминая и чествуя ваше самопожертвование. За наших людей! За Сад!
– За Сад! – эхом отозвались сотни голосов, к которым присоединился и Вийеки.
Он был удивлен, обнаружив, что по его лицу текут слезы. Он даже не мог сказать, когда начал плакать.
* * *
Крыша большого шатра просела от мороза. Стенки подрагивали от сильного ветра. Холод стелился по земле, вползал внутрь и кусал Изгримнура маленькими острыми зубами, проникающими в тело через толстую и плотную одежду. Герцог подумал, что даже в более худшей битве при Хейхолте и даже в мерзких болотах отвратительного Вранна он не испытывал такой глубокой тоски по креслу у теплого очага в прогретом зале его старого замка. «Элисия, мать сострадания, как я устал от холода!» Он с печальным вздохом вернулся к обсуждению насущных вопросов.
– Парень, тебе следовало бы говорить о нашей скорой победе, – проворчал Бриндур. – О том, что через день или два мы пробьем их стену и начнем душить трупнокожих тварей.
Даже произнося эти слова, Бриндур не отрывал взгляда от острого кончика меча. После ужасной гибели сына он только и занимался тем, что затачивал кромку лезвия. Изгримнур знал такой взгляд безразличия и пугался его, поскольку видел нечто подобное у других людей, которые потом не жили долго. «Уже ищет следующий мир», – говорил его отец об одном солдате, обезумевшем во время войны. Их потери на землях норнов были и без того огромными, а Бриндур всегда оставался верным человеком Изгримнура – одним из самых надежных его танов. Хотя «такого Бриндура» он вообще не знал.
