Однажды после уроков в дверь директорского кабинета постучала молоденькая руководительница четвертого «Б» Раиса Петровна.
— Заходите! — послышался баритон Данилы Акимовича.
Учительница вошла.
— Данила Акимович, у меня к вам разговор.
Директор привстал.
— Присаживайтесь, Раиса Петровна.
Учительница уже год проработала в школе, но все никак не могла отделаться от ощущения, что нормальный письменный стол слишком мал для могучего Данилы Акимовича, да и сама она — женщина стройная, спортивная, в присутствии директора казалась себе тщедушной и маленькой. Она села перед столом, поставив на колени портфель.
— Так какой разговор? — спросил директор, рисуя домик на клочке бумаги.
— Похоже, Данила Акимович, Мокеевой в классе объявили бойкот.
Директор отложил в сторону шариковую ручку. Он теперь пристально смотрел на учительницу большими голубыми глазами.
— Этого еще не хватало! — тихо заметил он. — А в каком смысле — бойкот?
Молодая учительница была явно взволнована, но говорила сдержанно, деловым тоном.
— Вчера я обратила внимание, что Мокеева сидит зареванная, а ее подруга Зырянова отсела от нее, сидит на месте больного Хмелева. Затем я обратила внимание, что в Мокееву кидают комочки бумаги... записки какие-то. Мокеева их читает и рвет. А сегодня повторилось снова: Мокеева опять одна, и в нее опять кидают...
— А вы замечаний им не делали?
— Вчера делала, а сегодня не стала. Я заметила, что Мокеева записок не поднимает, и захотела узнать, в чем тут дело. Когда все вышли из класса, я эти записки собрала. Вот, пожалуйста!
Учительница раскрыла портфель и выложила перед директором с десяток смятых записок. Данила Акимович стал читать одну за другой.
«Стукачка!» — гласила одна.
«Ябеда-колябеда!!!» — было написано в следующей.
«Ну, Мокееха, погоди!» (Восклицательные знаки занимали здесь полторы строки.)
Остальные записки были, примерно, такого же содержания. Директор погладил широкий подбородок. Учительница помолчала в нерешительности.
— Данила Акимович, вы извините, что я вмешиваюсь, но ведь всем известно, что у вас с этим Мокеевым неприятности.
— Ну, ну! — кивнул Данила Акимович.
— И вот я думаю, что в классе об этом узнали и расплачиваются с Луизой Мокеевой за действия ее отца.
— Похоже, — согласился директор.
— Я боюсь, что Мокеева показала отцу записки и он теперь будет говорить, что это под вашим влиянием они такое организовали.
