— Хорошо, — раздраженно отвечает Бицо. — Раз уж она тут, пусть войдет. Только поскорее, а то я так никогда отчет не закончу.
— Ха-ха, сынок! — восклицает дядюшка Ходас, поднимая указательный палец. — Сначала пусть она подождет, пусть там потопчется немного, пусть почувствует, что из десяти первых она теперь нулем стала, а уж потом пускай ее… Как и я!
Он распрямляет спину, глаза его блестят, от удовольствия он даже облизывает свои усы, словно хлебнул старого, доброго токайского.
Только теперь, заметив, как расцвел тихий, всегда печальный дядюшка Ходас, Бицо начинает понимать, что с жалобой к нему пришел не простой человек, а бывшая хозяйка фабрики, вдова Элемера Пашти, некогда вельможная дама села или, как ее прозвали в народе, Мари Цирок[23].
Это была не женщина, а ожившая статуя, воплощающая бесчеловечное высокомерие и самодовольство, которая и поклонение-то принимала лишь легким кивком головы. Даже его высочество герцог первым здоровался с ней, приподнимая угловатым, как у марионетки, движением свою охотничью шляпу, хотя он, как и все, знал, что отцом ее сына был не кто иной, как священник, всем известный политикан-каноник.
Ее муж, управляющий имением герцога, вернулся с первой мировой войны инвалидом, потерявшим способность быть мужчиной; он еще был жив, когда у его жены родился сын.
Что сказал на это муж, сплетники достоверно не знали. Но когда он умер, вдова воздвигла мавзолей над его могилой, чтобы дух усопшего попал прямо в рай и не возвращался к ней. Ради этого она не пожалела денег на богатую часовню.
Часовня стояла на краю села, окруженная садиком, засаженным розами. Раз в год, в день смерти мужа, вдова приходила на искупительную молитву в его память. Молитву произносил сам достопочтенный господин каноник.
В таких случаях вдова садилась справа от него, на скамью для почетных гостей. Она была одета в скромное, но подчеркивавшее выпуклости ее грудей и бедер траурное платье, а рядом с ней находился словно сошедший со страниц романа «Маленький лорд» мальчик с вьющимися, спускающимися до плеч волосами, в черном бархатном костюмчике с кружевными оборками (лишнее доказательство связи этой женщины с каноником, связи, которой они нисколько не стеснялись, а наоборот, с гордостью демонстрировали всем).
Мальчика они постоянно показывали на людях. Когда каноник посещал вдову, они брали сына с собой на прогулки. Втроем они важно плыли по аллеям заповедного герцогского парка, и никто не удивлялся этой картине — настолько к ней уже привыкли. Впереди шел сын, спотыкаясь и подбивая ногой камешки, как привязанный за длинный поводок раньше времени повзрослевший жеребенок, а в восьми — десяти шагах позади него, чтобы он не мешал разговору, шли незаконные супруги.
