— Кто его знает, — сказал Бицо, пожимая плечами. — Пока что никто его не искал. А потом стар он уже, чтобы все снова начинать. Ему шестьдесят четвертый пошел.
— Да разве это много? Это ничто! Как услышит зов горна, в два счета воспрянет духом. Ты же сам говоришь, что эта старая хитрая шлюха, хозяйка завода, уже умоляла его о чем-то.
— Ну не совсем так, — покачал головой Бицо.
— А как же?
— Просто она передала ему кое-что. Попыталась его шантажировать в тот день, когда отступление гитлеровцев превратилось в повальное бегство. Она спросила его, знает ли он, кто здесь, в селе, охотится за коммунистами. Был там самый злобный из всех представителей белого террора — Михай Киш, и она сказала отцу, что говорила с ним, прощупывала его, достаточно ей сказать лишь слово, и отца поставили бы к стенке. Но она, мол, ничего не сказала, никого не предала и теперь, значит, ожидает, что и отец отнесется с пониманием к господам, когда Советская Армия перейдет через Рабу и займет село.
— И что же отец?
— Ну, он в долгу не остался. Послал ее куда следует.
Оба засмеялись и, оторвав по клочку газеты, начали сворачивать цигарки, что, откровенно говоря, оказалось не легким делом, так как бумага была на редкость плохой.
— Русским легко, — заметил родственник, когда бумага расползлась у него в руках. — Вот у русских газетная бумага и прочная, и мягкая, и не воняет. Из нее свернуть цигарку ничего не стоит. А с этой — одно мучение…
— Оторви побольше, — посоветовал Бицо. — Смотри-ка, моя уже тянется, удалось, слава богу. — И он не без гордости показал на свою цигарку, похожую скорее на толстенную сигару.
— А спички есть? — раздался откуда-то сверху приветливый грубоватый голос. Кто-то будто следил за их неловкими стараниями, сидя среди ветвей.
Это был русский, судя по погонам, сержант. Стройный здоровяк с лицом, чуть тронутым рябинами. В руке он держал допотопную медную зажигалку.
Курящие мигом вскочили.
Они боялись, что их начнут ругать: работа срочная, все вокруг вкалывают, а они отошли в сторонку и дымят себе как ни в чем не бывало.
— Садитесь, садитесь, — сказал им по-русски сержант, показывая одному, а затем и другому на бревно. Сам он тоже сел и, как ребенок, хвастающий новой игрушкой перед друзьями, чиркнул зажигалкой, поднес огонек к неуклюжей сигаре Андраша Бицо. — Пожалуйста!
— Спасибо! — ответил Бицо, отдергивая голову назад, потому что газетная бумага вспыхнула и ему чуть не обожгло брови.
— Ничего! Ничего! — засмеялся сержант, похлопывая себя по коленям.
