И воля и нищета подымались перед глазами, и сновали разгульные дни.
Наконец мы добрались до вокзала. Вокзал белый, холодный и суетный. Новенькие блестящие паровозы, огромные закопченные трубы.
Отделенные конвоем от публики, мы расселись на самом краю платформы.
Аришка грызет сахар, и рожица ее осклабляется.
И отрезанные, другие, чужие тем, расхаживающим где-то тут рядом, мы, как свободные, как в своих углах, благодушно распивали чай стакан за стаканом.
- Васька, а Васька, как же это тебя угораздило? - лукаво подмигивая, обращается к мальчонке весь заостренный и насторожившийся беглый с Соколина.
- В Америку! - робко отвечает Васька.
Все арестанты хорошо знают, как и что с Васькой, рассказывал Васька про Америку тысячу раз, но все же прислушиваются. И непонятным остается, как это Васька идет с ними, живет с ними, ест с ними.
- Ах ты, постреленок, в Америку! Ишь куда хватил, шельмец! - поощряют Ваську.
- До Ельца добежал,- начинает Васька,- а там поймали и говорят: "Ты кто такой?" А я говорю: "Из приюта". А они говорят: "Как попал?" А я говорю: "В Америку". Потом... - Тут Васька отломил кусок булки и напихав полон рот, продолжал: - Потом в остроге я говорю надзирателю: "Есть, дяденька, хочется!" А он: "Подождешь!" - говорит. А кандальники булку дали, чаем напоили, один, лысый, говорит: "Хочешь, я тебе яйцо испеку!.." Я еще булку возьму! - И снова тянется маленькая, грязная ручонка, и Васька сопит и уписывает.
- Да как же ты убег-то?
- В Америку.
- И не забижал никто?
- Нет! - протягивает Васька и задумывается: - "В Америку,- говорит начальник,- в Америку бежишь, сукин сын!.." Я еще булку возьму!
И смуглое личико Васьки сияет теплющимся светом; и истерзанное перепуганное его сердечко прыгает в надорванной грудке.
Вдруг с резким свистом и шумом, шипя и киша горячими стальными лапами, подлетел поезд и заколебался, перегибая длинный, пышный хвост.
И сразу что-то отсеклось, и крик смешался с равнодушием, и жгучая тоска приползла и лизнула сердце ледяным жалом, и что-то тянущееся, глухое и безысходное заглянуло прямо в глаза своим красным беспощадным глазом.
- По местам! - закричал конвойный.
5
В БОЛЬНИЦЕ
Я лежу в больничной камере. Камера Куб. сод. возд 7 с. 11 ар.
Лампа горит.
Какая уродливая и огромная моя тень!
За тюрьмою на реке пароход пропел.
Пищит вентиляция, тикают часы в коридоре.
По двери крадутся тени...
Лампа туманится. Кто-то будто наклонился надо мною, пихает в нос вату и хрипит...
