Этель рассмеялась:
– Добросердечный старина Кен! Я зря тревожилась: ты бы ни в жизни не связался ни с какой блондинкой. Тебе подавай бедную заблудшую овечку.
– Я бы не стал называть Розмари заблудшей овечкой.
– Ее переполняет благодарность к тебе. – Этель слегка нахмурилась. – Предана тебе. Конечно, – сестра поерзала на стуле, – она же, как я понимаю, в последнее время заботилась об отце.
– Да, несколько лет.
– Была к нему глубоко привязана. И тут появился ты. И она перенесла на тебя свое чувство.
Гибсон вопросительно посмотрел на сестру.
– Ты стал для нее тем же отцом.
Он прикрыл глаза.
– Розмари утверждает, что ты спас ее жизнь и рассудок. Я бы не удивилась – очень на тебя похоже.
– Заменил ей отца? – спросил брат.
– Это очевидно всякому, кто знаком хотя бы с основами психологии. Желаю вам обоим удачи.
– Она милая девушка, – тихо промолвил Гибсон.
– Не сомневаюсь. Да ты и сам мил. Возьми на месяц отпуск, и все утрясется.
– Ладно. – Он внезапно ощутил себя очень уставшим.
– Твой дом, Кен, само изящество, но до него надо бог знает сколько времени тащиться на автобусе. По мне лучше три тысячи миль пролететь на надежном самолете. Эти шоферы – безжалостные создания. Как невнимательно они гоняют по несчастным улицам на своих железных колымагах весом в две тонны. Я в ужасе!
– Это ты-то в ужасе? Не прибедняйся, сестра, ведь ты такая бесстрашная! Лучше расскажи о себе. Ты сама-то как, моя дорогая?
– Все надоело, – откровенно призналась она. – Устала от подземки. Начинаю подумывать, что мне нравится ваш климат. – Она подняла волевой подбородок.
– Вот и хорошо, – кивнул Гибсон. – Мы за шесть недель сделаем из тебя туземку.
– Посмотрим. А сейчас скажи, что ты хочешь. Тебе что-нибудь принести? Что-нибудь сделать?
– Останься здесь, – попросил он. – Поживи в моем доме. Присмотри за Розмари вместо меня.
– Обязательно, – ответила Этель, и от ощущения ее силы Гибсону стало спокойно. – Бедный мой мальчик, – ласково проговорила она. – Мы стареем, моложе не становимся. А ты, братец, хитрец.
– Я?
– Вести такой образ жизни! Вдали от нашего крысятника! Что происходит в мире, тебя не трогает. Мне, пожалуй, тоже надо обрести невинность.
– Невинность?
– Какой же ты славный, Кен, – улыбнулась сестра. – Ты и твоя поэзия.
В тот же день Розмари выписали из больницы.
– В конце концов, – бодро прокомментировала Этель, – коек здесь мало, а людей, которым намного хуже, чем ей, очень много. Да, я здесь, чтобы о ней позаботиться. Знала бы, привезла бы ей одежду. Ну, ничего, возьмем такси.
