Аникиев отправился в ту часть плавень, которую ему указал высокий рабочий. Сомненья не было: саранча уже начинала сбрасывать темно-красные шкурки и превращаться в крылатых, быстро порхающих насекомых.
Рабочие наполняли ядовитым раствором медные ранцы.
— Голубчики, милые, постарайтесь! — обратился к ним инструктор.
— Да мы что ж, стараемся, аж плечи от аппаратов болят — отвечали рабочие.
До самаго вечера Аникиев не выходил из высоких зарослей камыша, показывая рабочим, где именно, нужно опылять растительность, чтобы отравить саранчу.
А саранча все текла и текла без-конечным потоком, оставляя после себя голые пространства с торчащими из земли пеньками съеденного тростника.
Ночью опять бились о полотняные стены полога комары, а над большим пустым морем и плоскими плавнями висела круглая луна. Под легким пологом в горячечном бреду метался человек, выкрикивая бессвязные слова. Утром, опять поблескивая медными ранцами за плечами, брели к болотам рабочие и, опираясь на палку, позади всех ковылял на ослабевших ногах инструктор — лаборант энтомологической станции Аникиев.
— Голубчики, вы уж постарайтесь!..
— Постараемся! — хором отвечали рабочие.
* * *
Аникиев очнулся в большой светлой комнате. В недоумении он посмотрел на окно, потом на две чистых кровати, стоящих рядом.
— Что за чорт, куда же это я попал? — вслух сказал он и попытался встать.
Прилив слабости охватил его и он беспомощно опустился на подушку. Аникиев попытался разобраться в том, что произошло за последние дни. Саранча, да, саранча, потом он, кажется, заболел малярией, потом опять саранча, сплошная красная лавина, а дальше? да, кажется, он лежал в лодке, и солнце жгло так, что голова казалась раскаленным шаром. Этим и ограничивались его воспоминания.
В дверях показалась лысая голова Красикова. Инструктор сделал еще одну бесплодную попытку подняться с кровати. Голова энтомолога укоризненно закачалась.
— Лежите, лежите спокойно, — сказал он, и, указывая на больного женщине в белом, добавил:
— Этот молодец переносил жесточайший тиф, держась на ногах. Его уложили в лодку и привезли сюда, когда он окончательно был без сознания. Он брыкался, как молодой теленок, едва только приходил в себя, и кричал, чтобы лодку поворачивали обратно, так как в плавнях еще осталась саранча.
Аникиев беспокойно зашевелился.
— А саранча как? — спросил он.
— Вы уничтожили ее окончательно, разве не помните? — удивился энтомолог.
— Нет! — ответил больной и добавил облегченно, голосом, в котором проскользнула нотка торжества и победы:
