– Письма при тебе не будет, скажешь аббату одно имя: «Анна». Встретишься с этим священнослужителем столько раз, сколько надо будет. Пусть все, о чем узнает, расскажет тебе, если будут бумаги – пусть отдаст. Еще одно, Жербье. За разглашение государственной тайны уровня первого реестра полагается что?
– Смертная казнь. – Жербье вытянулся по-военному.
– На костре, – сухо уточнил штатгальтер.
– Мне это не грозит, ваша светлость, я – самый верный из ваших слуг и самый сообразительный, – осмелился улыбнуться Жербье.
Но улыбка получилась жалкой.
– Пошел вон, дурак. – Оранский поморщился от боли. – Жербье, стой! Что ты увидел в Мейсенском соборе?
– Вы про место упокоения вашей матери… про могилу ее высочества Анны Саксонской? Плита лежит, но на ней нет никакой надписи, гладкая такая плита, а рядом – саркофаг ее отца. Ну, вашего деда – курфюрста.
Когда Жербье вышел, Мориц обхватил руками живот: боли стали нестерпимыми. Не переставая громко стонать, он схватился за колокольчик, затряс им яростно, потом швырнул в стену. За колокольчиком полетел пустой кувшин.
– Вина! Вина скорее! Полынной настойки еще! И лекаря, быстро, да где вы все?!
И штатгальтер принялся бешено сбрасывать со стола на пол все, что там находилось.
Тоби Мэтью с веселым любопытством наблюдал за пассажирами лодки, которые вытянули шеи, словно вознамерились спрыгнуть в воду, больше не в силах терпеть столь медленного приближения к пристани. Гребцы переговаривались и смеялись. Пахло стоячей водой большого порта, рыбой, восточными специями. От вида незнакомого Антверпена, его шпилей и крыш, освещенных солнцем, Тоби охватило приятное чувство: «Что-то роднит Антверпен с Венецией, здесь тоже воздух будто искрится…»
Оказавшись на причале, молодой англичанин пошел в сторону центральной площади, к собору с высокой ажурной башней. Заулыбался, увидев нарядных смешливых девушек, по-видимому, купеческих дочек, – и они помахали ему в ответ. Чувствуя свежий солоноватый ветер, пропахший цветами городских садов, англичанин двигался бодро и чуть не налетел на согбенного старика, идущего ему навстречу.
– Синьор Мэтью, синьор Тоби Мэтью! – позвал старик. Голос у него неожиданно оказался звонким.
– Это я, – удивился англичанин. – Ты кто? – спросил он по-итальянски.
– Слуга синьора Рубенса, Бетс, но дома все зовут меня Птибодэ, так синьор Пьетро Паоло и его брат меня прозвали…
Отвечая, старик не разгибался, а только быстро крутил шеей, подобно птице. Когда он стоял на месте, его седая голова находилась на уровне колен, когда же слуга пошел рядом с Тоби, англичанину показалось, что старик стучит носом по камням мостовой, а видеть он способен только свои башмаки.
