Серафима познала дзен в четыре утра, покупая в круглосуточном мини-маркете молоко для домового. И варенье. Клубничное.
Когда она, возопив, слиняла на кухню, туда притащился Айн и начал бить голодную чечетку. Следом пришел Аргит, в руках у которого недовольно болтался бурчащий Савелий. Все выжидающе смотрели на Серафиму.
– Сидеть, – скомандовала, открывая собачьи консервы. – Можно.
Довольная морда нырнула в миску.
– Аргит.
Серафима привлекла его внимание и демонстративно разжала кулаки. Савелий шлепнулся на светлый кафель. Потер зад, скривился и погрозил мужчине крохотным кулачком:
– У-у-у, нехристь!
Сделал было шаг в коридор, но Серафима крепко схватила его за рубаху.
– Куда?
– Дедушка старенький, – закряхтел басовито, – дедушке пора спать.
– Дедушка сейчас быстро расскажет, как он здесь очутился. Иначе я за себя не отвечаю.
Ее голосом можно было резать стекло.
– Опять грушу колотить пойдешь? – в черных, как маслины, глазках домового читалось осуждение. – Али самогонку свою иноземную хлебать?
Серафима сделала очень глубокий вдох.
– Има?
– Что?!
Ярость в серых глазах схлестнулась с нетерпением в синих. Аргит слегка наклонил голову и отчетливо произнес:
– Меч.
Это английское слово Серафима хорошо запомнила еще в больнице. Выругалась, указала взглядом на говорливого мужичка, а, когда Савелий, возмущенно дрыгая ногами, опять взлетел в воздух, пошла в спальню. Получив упакованный в пакет клинок и, на сей раз аккуратно поставив домового на пол, Аргит подошел к обтянутой дерматином двери.
– Идти. Парк.
– Сейчас? – обреченно спросила Серафима.
– Има, парк. Идти.
Мужчина взялся за ручку. Вспомнив печальную судьбу приборной панели, Серафима закатила глаза и зло выдохнула:
– Хорошо! – потянулась за курткой. – Савелий, чтобы когда я вернулась, ты был дома.
– А чего это ты раскомандовалась? – набычился мужичек.
– Савелий.
– Ишь как зыркает! Молока купи тогда. А лучше сливок. И варенья клубничного.
– И яду, – выпрямилась, проверила карманы и, указав на домового, скомандовала. – Айн, охраняй.
– Има.
– Да иду, чтоб вас всех Дагон сожрал!
– Гав!
– Кроме тебя, радость моя ушастая. Кроме тебя.
Шляться ночью по городу с мужиком экзотической внешности и без документов та еще дурость. Поэтому несмотря на плевое расстояние до сквера Серафима упаковала Аргита в хонду и с ветерком довезла до места назначения. За прошедшие несколько часов на полянке ничего не изменилось. Свет фонарей ленился ползти так далеко, поэтому пришлось довольствоваться лунной иллюминацией. Серафима крутила в пальцах окурок и отстраненно раздумывала, как Аргиту удается двигаться абсолютно бесшумно. Опавшие листья, громко спорившие с подошвами ее ботинок, его, казалось, не замечали.
