– Похоже, на запястьях вообще не бывает синяков.
– От моих пальцев.
* * *
Тот факт, что «она мне в матери годится», не нашел одобрения у моей мамы. Равно как и у отца, и у мужа и дочерей Сьюзен, и не порадовал бы архиепископа Кентерберийского, хотя тот не входил в круг друзей семьи. Но я и не стремился к одобрению, как не стремился к деньгам. А неодобрение, будь то действенное или умозрительное, рожденное незнанием или осведомленностью, только воспламеняло, укрепляло и оправдывало мою любовь.
Нового определения любви я не изобрел. Не исследовал ее суть, не просчитал возможных последствий. Я просто покорился первой любви во всех ее проявлениях, от шороха ресниц на щеке до полной категоричности суждений. Все другое отодвинулось на второй план. Конечно, я обдумывал «всю оставшуюся жизнь», как в ближайшей перспективе (высшее образование), так и в отдаленной (работа, доход, статус, завершение карьеры, пенсия, смерть). Кто-то скажет, что я отгородился от реальности. Только это неверно: моей единственной реальностью была Сьюзен, а не что-то иное. В случае необходимости всем остальным можно и нужно было пожертвовать. Впрочем, «жертва» предполагает потерю. У меня ни разу не возникло чувства потери. Вера и государственные устои, внушают нам, вера и государственные устои. Никаких сложностей здесь не возникало. Вера – превыше всего, всегда, хотя и не в том смысле, в каком истолковал бы ее архиепископ Кентерберийский.
Я не столько выстраивал собственную идею любви, сколько расчищал ей дорогу. Все, что я прочел и усвоил, от шушуканья на детской площадке до возвышенных литературных пассажей, никак не вязалось с реальностью. В судьбе мужчин любовь не основное, / Для женщины любовь и жизнь – одно.[4] Что это – заблуждение или, как сейчас говорят, гендерная дискриминация? А в противоположной части спектра – земные, постельные откровения в высшей степени невежественных и в такой же степени сексуально озабоченных школяров. «С лица воду не пить». Откуда это пошло? От какой-нибудь скотской антиутопии, оглашаемой слепым ночным сопеньем?
Нет, мне нужно было постоянно видеть перед собой ее лицо, глаза, губы, улыбку, драгоценные ушки с изящными завитками и слышать милый шепот. Итак: я ложусь на спину, она – сверху, ее ступни скользнули между моими, она прижимает кончик своего носа к кончику моего и говорит: «Теперь мы сходимся во взглядах».
Сформулирую то же самое иначе. Мне было девятнадцать, и я знал, что любовь не продается, не стареет и не меркнет.
