Хилл приготовил свой первый ужин, который все сочли тяжелым, но в общем и целом сносным. В качестве топлива Хилл использовал бизоньи кизяки, объяснив таким образом происхождение двух своих прозвищ: Лепеха и Вонючка.
После обеда Хилл подвесил оставшуюся еду на дерево.
– Зачем вы это делаете? – спросил Джонсон.
– Чтобы уберечь ее от мародеров-гризли, – сказал Хилл. – А теперь готовься ко сну.
И он утоптал башмаками землю, прежде чем расстелить свою постель.
– А это еще зачем? – спросил Джонсон.
– Чтобы заткнуть змеиные норы, – ответил Хилл. – Чтобы гремучки не смогли ночью забраться к тебе под одеяло.
– Вы морочите мне голову, – сказал Джонсон.
– Вовсе нет! – предупредил Хилл. – Спроси кого угодно. Ночью становится холодно, а змеи любят тепло, поэтому заползают прямо к тебе и сворачиваются у твоего паха.
Джонсон отправился к Штернбергу, который тоже расстилал постель.
– Вы не собираетесь утаптывать землю?
– Нет, – ответил Штернберг. – Тут нет кочек и место кажется весьма удобным.
– А как насчет гремучих змей, заползающих под одеяло?
– Такого почти никогда не бывает, – сказал Штернберг.
– Почти никогда не бывает? – встревоженно повысил голос Джонсон.
– Я не стал бы из-за этого беспокоиться, – заметил Штернберг. – Только утром вставайте медленно и проверяйте, нет ли у вас каких-нибудь гостей. Змеи просто уползают с приходом утра.
Джонсон содрогнулся.
Весь день они не видели ни души, но Исаак был убежден, что они рискуют нарваться на индейцев.
– С индейцем дело обстоит так, – проворчал он, – что тебе грозит опасность как раз тогда, когда ты чувствуешь себя в полной безопасности.
Исаак настаивал, чтобы на всю ночь были выставлены часовые; остальные нехотя с этим согласились. Сам Исаак взял на себя последнюю стражу, перед рассветом.
То была первая ночь, которую Джонсон провел под великим куполом небес прерий, и заснуть оказалось невозможно. Сама мысль о гремучих змеях и медведях гризли отогнала бы любой сон, но, кроме того, рядом слышалось слишком много разных звуков… Шепот ветра в траве, уханье сов в темноте, отдаленный вой койотов. Он уставился вверх, на тысячи звезд в безоблачном небе, и слушал.
Он просыпался при каждой смене часовых и видел, как Исаак заступил на место Штернберга в четыре часа утра. В конце концов утомление взяло верх, и Джонсон крепко уснул, как вдруг его мгновенно разбудили несколько хлопков.
Исаак кричал:
– Стой! Стой, я сказал, стой! – и стрелял из револьвера.
Все вскочили. Исаак показал на восток.
