Тварь последняя, которая вышла замуж за Пирса, едва решила, что я мертв. Сука. Но она моя. Когда-нибудь я все же вышибу ей мозги. Доведет, и я убью её, а потом что? А потом себя бензином и зажигалкой щелкнуть… чтоб так, как они все. Чтоб до конца и по-честному. Они давно меня к себе зовут. Каждую гребаную бессонную ночь тянут ко мне обгоревшие, скрюченные пальцы. Только она и держала здесь. Любовь её, в которую я верил и не умирал.
Я сел по другую сторону решетки на пол и бутылку рядом поставил, достал сигарету, сунул в рот. Ей не предложил — перетопчется.
— Сколько? — спросил глухо, чиркая спичкой в полумраке и поднося огонек к сигарете.
— Нисколько.
— Что ж так? Доброволец, да?
— Не льсти мне.
— Подороже продала меня? Не продешевила?
— Не продешевила. Не волнуйся.
Я ухмыльнулся и с горла бутылки спирта хлебнул. Алкоголь даже не шибанул по мозгам. Только горло обжег и сознание чуть подтуманил, но не настолько, чтоб каждое ее слово мне вены не вскрывало.
— Значит накосячила, а, Гадюка? Кого?
— Кандидата в сенаторы.
Откинулся назад, облокотившись о бетонную стену. Говори, девочка. Режь меня. Давай. Когда болит, я живым себя чувствую.
— Как попала туда? Кто вербанул? Джен?
— Сама к нему пришла…
— Кто бы сомневался. В тебе всегда это было…тьма.
Пошевелилась, и я понял, что ползет ко мне.
— На месте сиди, иначе колени прострелю.
Шорох стих, и я переложил ствол к себе на ноги, еще спирта глотнул. Значит, думает и правда прострелю. Дура. Не понимает, что другая на ее месте уже давно бы здесь в кусок мяса превратилась с отбитыми внутренностями, вышибленными зубами и оттраханная во все дыры моими ребятами.
— Карту ты Фраю слила?
— Нет. Я не успела.
— Будешь мне и дальше лгать или все же обойдемся без ненужных физических страданий? А, может, за эти годы боль начала тебя вставлять?
— Я не боюсь боли, Мадан. Давно не боюсь.
Я нервно засмеялся, сильно затягиваясь сигаретой.
— А чего ж ты тогда боишься, Бабочка?
— Уже ничего. Я все потеряла. Чего мне бояться? Смерти?
— Например, да. Смерти. Если так на свободу хотела, значит, и жить хочешь. Есть для чего жить, Найса? Или ради себя любимой?
— Уж точно не ради тебя!
Ударила сука. Как всегда, в самое сердце. Она умела наносить точечные. Метко в цель. Иглы под ногти вгонять.
— А я ради тебя жил, — продолжая улыбаться, пепел на пол сбил, — веришь? Все эти годы думал, что не хочу сдохнуть, не увидев твоего лица перед смертью.
— Как ты его увидеть хотел? Во сне, Мадан? Ты меня на казнь отправил или забыл?
