Но у крысенка оказались не такие уж острые коготки; он свалился на землю и уполз в водосточную трубу. Не успел он убежать, как все торговки смекнули, чьи это проделки, стоило им увидеть довольную усмешку Младенца Иисуса. Его схватили и принялись окунать в каменный бассейн, где поили лошадей и волов. Купанье длилось полчаса.
Алсидес пулей влетел в дом, а когда Лобато потребовал объяснений, промычал в ответ что-то невразумительное. Хозяин обсушил его отменной трепкой, однако он и боли не почувствовал: Фантуне ведь тоже досталось.
Когда она потом дразнила его рясой, мальчишка уже спокойно осведомлялся, сколько крыс у нее припрятано в ящике комода. Фантуна краснела до корней волос, и ей нестерпимо хотелось укусить его в губы.
— Откуда вы знаете, что она по мне сохла? — удивился Алсидес, когда я дочитал до конца.
— Откуда знаю? Я был знаком с Фантуной ближе, чем ты думаешь, и уверен, что не ошибаюсь. Это была девушка с огоньком.
— Да мне тогда и четырнадцати не было.
— Вот именно поэтому, — ответил я.
Он улыбнулся.
Глава шестая
…и большая радость
В тот четверг Лобато выискивал всевозможные дела, изобретал всяческие поручения, чтобы продавцы не сидели сложа руки, но в конце концов смилостивился и распустил их по домам, а новичку разрешил погулять часок-другой, если он быстро сосчитает пустые мешки.
Алсидес зверем накинулся на работу, и не успел хозяин глазом моргнуть, как все было готово: ведь это первый его досуг, черт возьми! Лобато попался ему на лестнице. «Сейчас пять часов. Вернешься к семи… Надо помочь Алмеринде».
Алмериндой звали новую служанку, и Сидро отправился к ней за чистой рубашкой; он скакал и прыгал вокруг нее, бурно радуясь предстоящей свободе. Но старуха велела ему вымыть в тазу лицо и уши и взялась его причесывать, подровняв волосы за ушами.
— На косой пробор? — спросила она.
— В точности как у сеньора Мануэла, — ответил мальчишка и рукой зачесал наверх свои огненные волосы.
Алмеринда не перечила и трещала как сорока.
— Ну и усища у тебя, чисто генерал какой. Скоро придется у хозяина денег просить для бритья. Совсем большой вырос…
Тут Китаеза вспомнил, как Тереза-трактирщица сказала однажды, что у нее кое-что для него хранится, пусть только он подрастет. Однако, очутившись на улице, — впереди было целых два часа свободы и жаркое, буйное солнце, — Проклятый Младенец забыл обо всем на свете, кроме пристани и лодок. Спрятав руки в карманы огромных брюк, в просторной рубашке и новых альпаргатах, Алсидес, весело посвистывая, направился к молу, где на ласковой глади укрощенного Тежо дремали баркасы и боты. Вдалеке по волнам скользил корабль под оранжевым парусом, навстречу ему шел другой — то ли в Лиссабон, то ли еще куда. «Эх, будь у меня деньжата, я б на тот берег перебрался. А то ни разу и не прокатился на пароме. Ну и дуралей, черт побери! Здорово поди…»
