Вскоре мы оба заливались смехом; я прочел ему, что произошло с торговками.
— Вы об этом лучше меня рассказываете, — признался Алсидес, почесывая бритую голову. — Тогда мне стыдно было, а сейчас вон смешно. Все бы так смешным казалось…
Каждый вечер после ужина, прежде чем подмести лавку, он брал глиняный кувшин и сломя голову мчался к источнику; и так три или четыре раза, пока не наполнялся бачок на кухне. Служанка совала ему ломоть хлеба, по дороге он свистел так, словно во рту у него находился духовой оркестр, и едва появлялся у водоема, как Фантуна набрасывалась на него.
— Эй, подружки! Роза Плакса! Деолинда Толстуха! Поглядите, кто к нам пожаловал! Сам Младенец Иисус… Благослови его господь, что дал ему такую шикарную штуку! Ты ее уже видела, Роза Плакса? Вот проклятье, бедняжке и одеться-то не во что, чуть не голышом ходит, все наружу.
Алсидеса изводили насмешками с того самого вечера, когда озорные торговки по-своему истолковали один его жест и там же, у источника, пока три крана наполняли кувшины и кувшинчики, заставили показать им то, что с младенческих лет должно быть сокрыто. И пока одни плевались, а другие горланили модную песенку, Фантуна, самая проказливая и шальная из всех, схватила комок земли и с хлесткой шуткой запустила его в мальчика.
Со временем стыдливость сменилась нахальством, и Алсидес, не смущаясь, вторил торговкам, а они дружным хохотом встречали его ругательства и фривольные жесты; в темноте он даже осмеливался потискать наиболее податливых; их привлекал его задорный вид, рыжие волосы и веснушки. Только зубастая Фантуна проходу ему не давала своими прибаутками, а почему, Алсидесу было невдомек. (Он и не подозревал, что нравится ей.)
Днем Младенец Иисус часто думал о ней, но лишь потому, что ему не терпелось проучить ее. Он решил было отплатить ей той же монетой, но сочинитель из него не получился: ни слова, ни рифмы не шли на ум.
— Недолго ей надо мной потешаться, — грозился Проклятый Младенец.
Солнечный луч на цыпочках прокрался сквозь щели ставен в амбаре и заплясал на мешках, где спал Алсидес. Он протер глаза, потянулся, расправил онемевшие члены и, оглядевшись по сторонам, заметил около себя доверчивого крысенка. Жажда мщения обострила его ум. Остальное было проще простого. Кусочек трески, ловкое движение рук, накрывших холстину, — и зверек оказался в коробке из-под галет. Даже Лобато заметил в мальчике перемену. Обычно Алсидес был каким-то задумчивым, грустным, будто спал на ходу, как говорил хозяин. Но только не в тот день, черт побери!..
