Пришло. Васильев кричит:
— Вот — прапорщик Ипатов — первый враг нам! Как лиса прикидывался, а сам приказ о замирении припрятал. Потому за генерала он, хочет, чтоб кровь свою мы проливали…
Встали все… Напирают. Ипатов говорит что-то, я рядом стоял, да разве услышишь? Сзади кричат.
— Бей его, с.с.!..
Знаю, не могу — как же грех взять. Ведь мне тоже жить надо, жена, дети у меня. А вот приметился, уж он без памяти лежал, и ударил его сапогом… Грех-то признал…
Замолчал, быстрее зашагал. Потом, точно радуясь, что подслушал я его самое важное, самое страшное, хмуро сказал:
— Ну, прощайте, товарищ. Здесь недалече, сами пойдем.
Они всюду. На забор взглянешь — обязательно с новым декретом «Футуристическая» афиша. В книжном магазине на пустующих полках — книги футуристов. На пестром вокзале, именуемом «Кафе Питтореск», где публика с Кузнецкого под музыку Грига наслаждается бриошами, — футуристы провозглашают свои лозунги.
— Да здравствует хозяин кафе Филиппов!
— Да здравствует революционное искусство!
В маленьком черном подвале, перед кроткими спекулянтами, заплатившими немало за сладость быть обруганными, и для возбуждения их аппетита, футурист поет:
Ешь ананасы!
Рябчиков жуй!
День твой последний
Приходит, буржуй!
В эти дни великого запустения, когда искусство, воистину, «в изгнании», они одни торжествуют, и это не случайно. Меж творчества соседей — большевистского декрета и футуристического анонса — родственная связь. В том и другом чисто российское сочетание европейских доктрин с нашим: «Чего глядеть!», «Валяй!», «Жги!» Те и другие «валяют», «жгут», якобы во имя создания новых, иных ценностей.
Близость футуристов к большевизму еще более подчеркивается их восприятием современности. Маяковский в стихах воспевает насаждение социализма и обличает варварство Англии, принуждающей нас проливать кровь из-за Месопотамии. Каменский переводит это на русский язык и провозглашает модное «Сарынь на кичку!». Пудреный Бурлюк, лорнируя, мило возглашает:
— Неужели вам жаль, что жгут весь этот старый хлам? Вы не хотите нового?
На этот очаровательный вопрос остается ответить лишь то, что так часто раздается по адресу большевиков:
— Если бы это было новым!
Люди, глубоко ненавидящие буржуазную культуру, с ужасом отшатываются от большевиков. Классовое насилие, общественная безнравственность, отсутствие иных ценностей, кроме материальных, иных богов, кроме бога пищеварения, — все эти свойства образцового буржуазного строя, с переменой ролей и с сильной утрировкой, составляют суть нового общества, большевистский «социализм» лишь пародия на благоустроенное буржуазное государство.
