— Что вы, — грустно вздыхает теософка, — вы говорите, на коне генерал, а я думала — Милюков…
— Так точно, палка необходима, — учтиво поясняет ей офицер. — И возьмите, до этой «свободы» офицера, который, простите, и в морду дает при случае, очень солдатики уважали, любили, можно сказать. А теперь комитеты и прочее безобразие. Чтобы «земляки» наши резолюции выносили… не могу. Они мне Георгия за храбрость присудить хотели… Отказался, — хитрость! Так точно, палка необходима, дисциплинарная власть моя.
Писатель-символист недоумевающе оглядывает гостей, закатывает глаза вверх и вещает:
— Уходите. Прячьтесь. Спасайте нашу культуру, мудрость, веру от этих варваров. Все достояние в библиотеках, музеях и в ваших душах. Храните музеи. Защитите от голоса улицы уши ваши. Я не раскрываю этих треклятых газет, я почти не выхожу из дому. В моих ушах звенит пеон[23].
— А я, мэтр, — заявляет молодой писатель, — занял несколько иную позицию. В душе я бесстрастен, но я слежу за этой игрой страстей. Я выше ее. Но сколько материала для моего грядущего романа…
Все начинают беседовать о пеонах и ямбах, о символистах и футуристах. Лишь четверть часа спустя по поводу пастилы, стоящей семь рублей и заменяющей сахар, возвращаются все на землю. И вновь умер интеллигент:
— Хамы! Палку! Генерала!..
Только m-me Элеонора мечтает:
— Как бы я хотела видеть Учителя! Каждую ночь мне снится храм в Дорнахе!..[24]
3
На скамейке Пречистенского бульвара часа два уже сидит солдат Иван Ходотов, Воронежской губернии, здоровый парень. Делать нечего, сидит, скучает. Сгрыз на гривенник семечек и тыквенных на четвертак, выкурил десяток «смачных». Скучно… Подошли два солдата, молодые парнишки. Поругались немного. Спели «Последний нынешний денечек», зачем — неизвестно, так, со скуки тоже, да на половине оборвали.
Прошли женщины-солдаты. Все трое долго молча смотрели вслед.
— Что это, бабы настоящие, что ли? Вроде как мужики!..
— Да ты погляди-ка сзади… Бааабы!..
— Тоже воевать лезут, стервы!.. Не ихнее дело! — сердится паренек.
А Иван Ходотов безразлично отвечает:
— Пущай, ежели хотят они… Воля ихняя. Потому мы не хотим.
Ушли парни. Подсели бабы, какие-то кухарки из соседнего дома. Подшучивали Ивана:
— В двенадцать ночи в хвост становимся… Солдаты весь хлеб сожрали… И еще шляются, бездельники… Хоть бы на занятия ходили!
Иван сплевывает.
— Чего вы?.. Теперь хоть делай, хоть нет… Свобода она… Скучно очень…
Встает он и идет по бульвару. Вот будка… Там — чучело: силомер называется. Бьют чучело в морду, и стрелка показывает, на сколько силы у человека: на пятьдесят или на сто. Иван надевает рукавицу и промахивается. Чучело пищит. Это приятно Ивану.
