-- Пили сок.
-- А мама?
-- Ах, ты мне надоел... Ты вроде того старого господина.
-- Какого еще старого господина?
-- Вчера вечером по телевизору. Он выступал с мальчиком, своим сыном. И пел, вместо того чтобы говорить. Это называется опера -- "Пелеас и Мелисанда".
-- Что, что?
-- Так она называется. Старый господин -- муж Мелисанды. Он поставил мальчика на скамейку, чтобы тот в окошко подсматривал, и нараспев задавал ему кучу вопросов, совсем как ты. Мальчик тоже отвечал нараспев. Получается какая-то ерунда -- не то говорят, не то песню поют:
" -- Что делает мамочка?
-- Она у себя в спальне.
-- Одна?
-- Нет, с дядей Пелеасом".
-- Что ты мелешь?
-- Я рассказываю тебе историю про старого господина, я его по телеку видела: "А дядя Пелеас, он что -- возле мамочки?" -- и давай тормошить мальчика и так далее и тому подобное. Ох, и дурацкий же у него был вид, у этого старого господина!
-- А ну-ка замолчи.
-- Почему?
-- Не замолчишь -- схлопочешь.
Симона ничего не понимает. Вот странные люди, эти взрослые. Она пожимает плечами и включает телевизор, который тут же издает несусветный визг.
-- Где толковый словарь? -- спрашивает Луи.
-- В комнате Жан-Жака.
Луи читает вслух: "Пелерина... Пеликан... Пеллагра..." Затем смотрит выше: "Пеленгатор... Пеленг... Пеларгония..."
-- Симона, -- кричит он, -- его тут и в помине нет, твоего Пелеаса.
Она заглядывает ему через плечо.
-- Ты не там ищешь. Посмотри в собственных именах после розовых страничек. Дай-ка. Вот.
Она читает: "Пелеас и Мелисанда" -- лирическая драма в пяти действиях; либретто по пьесе Мориса Метерлинка, музыка Клода Дебюсси (1902). Партитуру отличает новизна замысла и музыкального языка".
-- Дай-ка мне.
Луи берет словарь, читает, перелистывает страницы -- дальше пишут о другом.
Луи так ничего из словаря и не почерпнул. Что она сделала, эта Мелисанда? Женские имена чередуются в его голове, журча как родники: Мелисанда... Мари Беррская... Слишком много в один день для бедного штукатура.
Он ломает голову, кого бы еще порасспросить об этой опере. Мари, конечно, в первую очередь, но ей ведь придется объяснять в чем дело. Или старого итальянца, монтажника, тот знает все оперные арии назубок.
Когда является Мари с Ивом и Жан-Жаком, он смотрит на нее так, словно она явление из какого-то странного сна.
ИНТЕРЛЮДИЯ ПЯТАЯ
Итальянские неосоциологи воображают, что мы живем в будущем, тогда как мы по уши погрязли в прошлом. Например, когда я задал рабочим вопрос о проституции, все как один выразили пожелание вернуться к временам публичных домов. Идеи тянут их влево, а секс -- вправо.
