Приходят соседи и, тихонько извинившись за опоздание, усаживаются перед телевизором -- мужчина, женщина, пятнадцатилетний мальчик.
Начинается футбол, все сосредоточиваются на игре...
"Дакс выиграл у Сент-Амана..."
Завывания, аплодисменты, свистки, улюлюканье толпы превращают шуточные игрища в местную Илиаду, чьи герои оспаривают славу, бегая в мешках, перетягивая канат и разыгрывая пародию на корриду. И все это в полумраке гостиной отражает экран. Здесь болеют кто за кого. Поругивают толстяка Зитрона или уродца Ги Люкса. Восхищаются милашкой Симоной Гарнье... Луи чуть не разругался с соседом из-за спорного гола. Мари еле их усмирила.
Последняя вспышка фейерверка "Toros de fuegas" [Комическая коррида "Огненный бык" (испан.)], и на экране проходят заключительные титры с именами.
-- Чем мне вас угостить? -- спрашивает Мари.
-- Ради бога не беспокойтесь... Хватит того, что мы вам надоедаем.
-- О чем вы говорите... Чуточку виноградной настойки? Маминого приготовления.
-- Как ваша мама, здорова?
-- Да.
-- Разве что с наперсток. Завтра рано вставать.
-- Вкуснятина, -- говорит сосед, прищелкивая языком.
-- Да вы садитесь.
-- Нет, нет, пора отчаливать.
Луи сидел, расставив ноги; на него опять навалилась усталость.
-- Здорово все-таки, когда есть телевизор... Нам бы тоже не мешало завести.
-- Ну что, Луи, работы как всегда хватает?
-- Хватает, хватает.
-- Без дела жить -- только небо коптить.
-- Говорят.
Короткие фразы перемежаются небольшими паузами и покачиваниями головой. Парнишка зевает.
-- Вы недурно загорели, мадам Люнелли. Все еще ездите на пляж?
-- Да, пока погода держится... Дети...
-- Извините, -- говорит Луи, -- но я совсем раскис. Пойду-ка спать.
-- Ребята тоже, -- спохватывается Мари. -- Симона, Жан-Жак, марш в постель!
-- Мы пошли... Спасибо... До свиданья...
-- Ты идешь, Мари?
-- Погоди. Мне надо вымыть посуду.
От приторно-сладкой настойки у Луи слипаются губы. Как и каждый вечер, он засыпает с горьким вкусом во рту.
-- Правда, хороша?
Луи оборачивается, оторванный от созерцания гипсовой статуи; его паломничества к ней стали теперь ежедневными.
"На тебе, -- думает он, -- учитель!"
Прямо на земле, за кустом, сидит человек с бородкой клинышком и в соломенной шляпе. Он встает и подходит к Луи.
-- Ах, хороша! Я рад, что вы любуетесь ею. Смотрите, смотрите. Я разыскивал ее долгие годы. На днях был в Эксе, в кафе "Два мальчика", а там один человек со смехом рассказывал, какой переполох поднялся на стройке, когда в земле обнаружили женскую статую. И едва он сказал, где ее нашли, как я понял -- это она.
