-- Иосавет.
-- Да, Иосавет. А ты и вправду читала пьесу. Я кончил есть.
-- Возьми апельсин.
-- Хорошо, мама.
Он встает, одной рукой забирает со стиральной машины книгу, второй берет апельсин.
-- Нам задали на понедельник выучить наизусть отрывок. Погоди, стих тысяча триста двадцать пятый, страница сорок девятая, говорит Иодай.
-- Первосвященник?
-- Да.
Вот перед Вами царь, все Ваше упованье!
Я охранял его и не жалел забот.
О слуги господа, отныне Ваш черед!
[Там же, действие IV, явление 3-е]
-- Съешь свой апельсин, -- говорит Мари. -- Хочешь сыру, Луи? На, бери.
Встав, она споро убирает со стола, ставит тарелки в мойку, ополаскивает руки.
Луи, перевернув тарелку, кладет сверху кусочек сыру. Он знает, что Мари этого терпеть не может, но делает так ей назло, для самоутверждения.
Его растерянность усиливается, все та же растерянность, которую он испытал, застав под душем голую женщину. Изящная и красивая Мари его молодости -- да ведь он ее давно потерял и теперь не узнает; тот прежний образ почти забыт, он растворился в женщине, которую в те вечера, когда он является домой пораньше или в воскресенье утром, если у него нет халтуры, он привык видеть в халате. Жена, хлопочущая по хозяйству, мать, пестующая детей, мало-помалу вытеснила женщину, которой он, бывало, так гордился, когда они вместе гуляли по улицам.
Во всяком случае, эта женщина заставила его себя признать. Луи трудно идти с ней в ногу, приноровиться к ее образу жизни.
В его сознании перемешался образ Мари с образом вырытой из земли статуи.
Теперь эта кокетливая женщина чем-то напоминает соблазнительных девиц с зазывной походкой, за которыми, отпуская сальные шуточки, увязывались его товарищи на работе, или посетительниц, являвшихся осматривать свои будущие квартиры, чьи тоненькие ножки они украдкой разглядывали, стоя на замусоренной лестничной площадке в своих спецовках, замызганных известью и цементом.
Луи не понимает, почему он испытывает не радость, а щемящую боль, видя, как Мари молода и красива.
Когда она, вытирая стол, чуть наклоняется к мужу, он видит ее открытые плечи, грудь, вздымающуюся с каждым вздохом. Кожа Мари позолочена солнцем. Должно быть, все лето она исправно загорала на пляже.
На пляже в Куронне или Жаи... Не на городском же пляже в Мартиге, где в море плавает нефть...
Туда бегали все мальчишки. Парни играли плечами, красуясь перед девушками своими роскошными мышцами. А семьи устраивали там по воскресеньям пикник.
