Песочный человек – это я.
Потому что из меня песок сыпется. Но не по причине затянувшегося долголетия, а потому, что перед этим он в меня насыпался. В смысле песок.
Просто все так устроено, что дюны сделаны из песка. А они вокруг. Нет, не так. А вокруг – они!
В прежние годы мне все время было удивительно, что в вертикальные песчаные стены дюн понатыканы знаки «не залезать». Типа – зачем они нужны? Какой идиот сюда полезет?
Теперь я знаю ответ на оба вопроса.
И кстати, не такие уж они вертикальные. По крайней мере, не во всех местах.
На закате в дюнах полно народу. Не как в метро в час пик, конечно, но, куда ни посмотришь, всюду антропоморфные точки. Все они сидят в позах, хотя бы отчасти напоминающих «лотос», и смотрят на небо. А которые не сидят, те ищут место, чтобы сесть. Натурально массовое явление, в прошлом году такого не было – ну, может, пара-тройка человек медитировала где-нибудь под кустом, за всеми не уследишь. А теперь их то и дело обходить приходится.
Поэтому над дюнами висит очень плотная, звенящая и слегка поблескивающая благодать. Еще немного, и ее можно будет потрогать руками.
То ли от благодати, то ли еще почему, но в этом сезоне выросли огромные зайцы, раза в два больше нормального заячьего размера. Когда такой заяц скачет, раздается топот и земля трясется.
И дюны, кстати, сильно оползли, по берегу залива теперь до приграничной сетки фиг дойдешь. То есть дойдешь, но только по воде, разувшись. Ну или поверху, как я.
Некоторые наивные граждане думают, будто дюны оползли из-за бурь и ураганов. Но это они просто мало местных зайцев видели.
– Голодного человека сразу видно, – говорит.
Сперва он говорит это по-французски, потом, обнаружив прозрачную коровью бессмысленность в моих (действительно голодных) очах, повторяет по-английски. И тоном заговорщика добавляет:
– У нас очень хороший кус-кус. Простая еда. Недорогая. Но хорошая.
– Ладно, – говорю, радуясь, что можно больше не тупить перед доской со списком дежурных блюд, – давайте. Но сначала эспрессо и воду.
Приносит. Наклоняется к самому уху. Спрашивает шепотом:
– Вы из Польши?
Удивленно мотаю головой. Дескать, нет.
– У вас в семье были поляки, я уверен. Спросите родителей.
Мне спрашивать особо некого, но и не надо, я и так знаю, что у меня папа поляк. Просто до сих пор никто вот так с лету не вычислял мою принадлежность к гордой шляхте. В том числе сами поляки.
– Я в поляках хорошо разбираюсь, – говорит. – У меня сын поляк.
