Напротив меня сидел за столом Николай Иванович Бирюков и справно работал своими могучими челюстями, хотя он сегодня и не спел ни одной ноты. А может быть, он и поехал сюда исключительно ради угощения.
Колька Бирюков посмотрел на меня, и вдруг его челюсти замерли, окаменели. Я удивился и тоже прекратил жевать. А он как-то очень странно вскинул брови, вытянул шею, стал пристально вглядываться в мое лицо. Я тронул щеку: может, измазался? Но он продолжал смотреть на меня в явной тревоге.
- Жень... что это у тебя?
- Где? - спросил я, испугавшись не на шутку.
- Да вот...
Николай Иванович приподнялся, наклонился над столом и еще озабоченней начал всматриваться в мое лицо.
- А что?
Я ощупал нос, лоб...
И в ту же секунду рука Кольки Бирюкова проворно сунулась в мой нагрудный карман и выхватила оттуда записку.
Я вскочил, рванулся, но сзади кто-то уже цепко ухватил меня за плечи. И я понял, что это Витюха Титаренко и что мне не вырваться: у него была железная хватка, у Витюхи Титаренко, он был самым сильным в нашем классе.
Я не мог шевельнуться.
А Колька Бирюков, развернув эту проклятую, вчетверо сложенную записку, торжественно провозгласил на весь стол:
- "Меня зовут Майя. Мой телефон..."
- Стоп! - раздался голос на другом конце стола.
Это был Гошка Вяземский. Тоже из нашего класса. Кудрявый такой, розовощекий малый.
- Стоп! - решительно скомандовал он.
- Чего еще? - нахмурился Николай Иванович.
- Сейчас будет телепатия, - объявил Гошка Вяземский. - Отгадывание мыслей и чтение текста на расстоянии. Я могу угадать номер телефона, который в записке... С кем пари? На пирожное?
- Давай, - согласился Колька и зажал в кулаке записку. - На пирожное. Только деньгами отдашь!
- Идет, - кивнул Гошка.
- И я, - поддержал спор кто-то слева. - На "эклер". Ведь ни за что не угадает!
- Я тоже, - азартно отозвался кто-то справа.
Я мучительно старался высвободиться из Витюхиных объятий.
Гошка Вяземский откинул назад свои кудри, одной рукой прикрыл глаза, а другую вытянул, растопырив пальцы, и стал ощупывать воздух:
- Дэ три-и...
Николай Иванович раскрыл пятерню, заглянул в бумажку.
- ...ноль-но-оль...
Еще несколько голов склонилось над запиской.
- ...во-осемьдесят два!
За столом воцарилось молчание.
Должно быть, в записке и на самом деле значился такой номер.
- Прошу передать сюда три пирожных, - распорядился Гошка Вяземский.
Николай Иванович, повертев записку, вздохнул и положил на тарелку свой нетронутый "эклер". На ту же тарелку легли еще два. Тарелка поплыла на противоположный конец стола.
