Это было слишком сложно для понимания, однако помимо этого было много вопросов даже в тому случае, если они благополучно достигнут базы в 2021 и вернуться во Владивосток на самолете. Что тогда? Они могли бы забрать с собой два стержня из Приморского инженерного центра. По крайней мере, они будут во Владивостоке. Но где? И не было никакой гарантии, что они попадут в 1945 год. Прежний опыт подсказывал, что они, вероятнее всего, окажутся в 1942. Затем им придется переждать войну во Владивостоке до появления «Кирова» в 1945.
Возможно, так и будет нужно, подумал он. Это лучше, чем взять Ми-26 и пытаться сделать это в одиночку. Слишком шаткая ситуация с запасом топлива, вертолет не был вооружен, и небольшой группе на его борту придется долго ждать 1945 года. Альтернативный план представлялся ему более безопасным. Он решил, что должен еще раз все обдумать, а затем вдруг понял, что в тот момент, когда сделает выбор, его результат отразится на многих десятилетиях вперед, и станет той самой «историей» которая будет исходить из того, какой план он воплотит в жизнь.
Либо сработает, либо нет, мрачно подумал он. Я могу оказаться причиной того, что «Киров» так и не услышит нас, когда появится в 1945. Мое вмешательство в план Вольского изменит все. Вопрос в том, в лучшую сторону, или в худшую.
— Операция отменяется? Вы отменяете приказ адмирала Вольского? — На лице Добрынина отражалось замешательство.
— Слишком рискованно, — Федоров изложил ему свои соображения. — Разве вы не согласны, что нужен лучший план?
— Что же… Полагаю, это так, Федоров. Вы нашли способ лучше использовать топливо вертолета, но я не адмирал флота. Вольский требовал отправить ему туда со всей недвусмысленностью.
— Я объясню ему все, когда мы вернемся и уверен, что он поддержит мое решение. Немногие планы когда-либо выдерживали столкновение с реальностью. На данный момент наша лучшая и единственная ставка — доставить «Анатолия Александрова» обратно в целости и сохранности.
Добрынин пожал плечами.
— Хорошо. Процедура начата. Готовы к выводу стержня.
— Хорошо. Добрынин… Вы полагаете, мы вернемся? — В голосе Федорова отчетливо слышалась неопределенность.
— Параметры фиксировались каждый раз, когда мы использовали этот стержень. Одно можно сказать точно — куда-нибудь мы попадем.
— Сколько еще?
— Дайте послушать… — Добрынин медленно поднял руку, давая оператору команду начинать, словно дирижер, дающий сигнал оркестру легким движением ладони. Один стержень выводился из реактора, другой вводился, чтобы поддержать устойчивость реакции деления. Запустив процедуру, он сел и начал вслушиваться в работу реактора, отсекая шум морпехов, суетившихся на корабле, и сосредоточившись на ядерной симфонии в активной зоне.
