Повесть о прекрасной Отикубо | страница 92



Старик сразу понял, что дело худо, и пришел в страшное смятение.

— Какое неслыханное самоуправство! У меня, правда, не сохранилось бумаги на владение этим дворцом, но ведь дворец принадлежал моей дочери. Кто же, кроме меня, ее родного отца, имеет на него право? Если бы дочь моя, Отикубо, была жива, я бы мог подумать, что она всем причиной, но ведь о ней давно нет ни слуху ни духу… Что же это в самом деле! Спорить с таким наглецом бесполезно, лучше я обращусь с жалобой к его отцу.

Тюнагон даже не в силах был одеться должным образом. Еле живой, он поспешил в чем был к Левому министру, отцу Митиери.

— Мне срочно нужно повидаться с господином министром, — объявил он встретившим его слугам.

Министр принял тюнагона.

— В чем дело?

— С давних пор я владею домом на Третьем проспекте. Недавно я перестроил его заново и думал завтра в нем поселиться. Челядинцы мои уже стали перевозить домашнюю утварь, как вдруг явились слуги сына вашего эмон-но нами и заявили: «По какому праву вы здесь? Этот дом — собственность нашего господина. Как смеете вы хозяйничать в нем без дозволения? Наш господин завтра сам сюда переедет». Они не подпустили моих слуг и близко к дому, и те явились ко мне, растерянные, не зная что делать. А между тем никто, кроме меня, не имеет никаких прав на дворец Сандзедоно. Что же это значит? Может быть, в руки к вашему сыну попала каким-нибудь образом бумага на право владения этим домом? — жаловался он, чуть не плача.

Неохотно выслушав его, министр ответил с видом крайнего недовольства:

— Я ничего не знаю об этом. Если рассказ ваш справедлив, то сын мой поступил беззаконно. Но, может быть, он действовал так по какой-нибудь особой причине? Я немедленно потребую от него объяснений и извещу вас. А пока я больше ничего не могу сказать.

Тюнагон не посмел больше настаивать и вернулся домой, вконец удрученный.

— Я попробовал пожаловаться его отцу, но тот и слушать не стал, — сетовал старик. — Что же это такое! Сколько времени строили, строили, не жалели ни денег, ни сил — и вдруг!… Какое унижение! Мы снова станем всеобщим посмешищем.

В этот день Митиери прямо из императорского дворца отправился навестить своих родителей, даже не заезжая к себе домой. Отец спросил его:

— Только что у меня был тюнагон и жаловался на тебя. Скажи, неужели он правду говорил?

— Да, это правда. Я давно уже собирался переехать в один дом на Третьем проспекте, как вдруг слышу неожиданную новость: тюнагон хочет поселиться там же! Я не мог опомниться от изумления и сейчас же послал туда слуг, чтоб они проверили, правда ли это.