Он был вовлечен в политические завихрения борьбы с Данией и. таким образом, оказался в русле новой истории. В 1846 г. он опубликовал свои лекции об освободительных войнах, в 1851/52 г. - трехтомную биографию Йорка и, наконец, до своей смерти в 1884 г. - 14 томов "Истории прусской политики", доведенной до 1756 г. В этом ряду больших исторических трудов появившееся в 1877/78 г. второе издание "Истории эллинизма", насчитывавшей теперь три тома, поскольку она включила в себя и историю Александра Великого, представляло как бы возврат к начальным временам. Даже и теперь Дройзен не расширил своего изложения, однако во многих местах, как было уже показано на примере Александра Великого, были расставлены новые акценты. В первом издании сильнее выступала историко-религиозная струя. Так, во введении к тому, опубликованному в 1843 г., говорится: "Самое большее, чего смогла достичь древность собственными силами, было падение язычества". Очевидно, что процесс взаимного смешения и проникновения религиозных форм, который мы привыкли обозначать как синкретизм и который сам Дройзен именовал теокрасией, был подчеркнут им как своего рода предуготовление христианства. Во втором издании, в котором прежняя оценка столетий после Александра сохранила, в принципе, свою силу, напротив того, гораздо сильнее была подчеркнута неразрывная связь эллинистического развития с македонской монархией Филиппа II и Александра Великого. Для собственно Греции было подчеркнуто значение объединения под македонской гегемонией, а на Востоке была высоко оценена роль нового государственного комплекса, сложившегося под македонским началом на территории древней Персидской державы, а также явившаяся результатом этого новая система политического равновесия.
О существенных предпосылках этой перемены центра тяжести речь уже шла выше. Но, возможно, еще более важным по своим последствиям было то, что "История эллинизма" Дройзена даже и теперь осталась как бы открытой и незавершенной. Поскольку он сам, по его собственным словам, мог заниматься лишь теми личностями и периодами, которые его интересовали в наибольшей степени, позднейшие явления в эллинистической культуре, в особенности ее отношения с Римом, оказались вне поля его зрения. Ему было важно высказать общий принципиальный взгляд, но именно поэтому его трактовка эллинизма по существу осталась в таком состоянии, которое делает возможным и даже требует дальнейшего развития.
