– О чём он поёт? – заинтересовалась плохо знающая английский подруга.
– И порой, когда ночь такая неспешная, несчастные и кроткие, мы подбираем свои сердца и уходим на глубину тысячи поцелуев, – переведя один из куплетов, я пожала плечами. – О любви. Коэн всегда поёт о любви и печали.
– Ты мне не нравишься, – Вика отставила чашку.
– Очень рада, – попыталась отшутиться я. – Меня никогда не тянуло к представительницам своего пола.
– Балда, – фыркнула подруга. – Я в другом смысле. Тебя там не подменили в Бразилии? Такое ощущение, что у тебя энерджайзер кончился.
– И шило из одного места вывалилось, – согласилась я. – Говорят, это называется серьёзностью. Приходит с возрастом.
– Надо было вместо мороженого брать бутылку коньяка, – Вика уложила подбородок на переплетённые ладони. – Колись, Штирлиц! Что стряслось? Две головы лучше, чем одна.
– Две головы – некрасиво и патология, – вредным тоном отозвалась я, поднимаясь из-за стола. – Ничего, Вик. Ничего не случилось, кроме акклиматизации и попытки снова встроиться в привычный ритм жизни.
– А мужская рубашка в ванной – это на память о случившемся «ничего»? – иронично спросила одногруппница.
– Вроде того, – я отвернулась. – Хватит. Идём клеить обои.
Вика молча встала. Но любопытство душило её. И терпения у подруги хватило ровно на одну поклеенную полосу обоев. И то – с трудом.
– Алинка, – протянула она, поглядывая на меня с табуретки, – а какой он? Ну, твой мужчина.
– Настоящий, – просто ответила я.
– Счастливая ты, – Вика тихонько вздохнула и пожаловалась: – А мне вечно не те встречаются. Думаю, ну вот он – настоящий. Ан, нет, опять не моё! Как узнать? Вот ты как поняла?
– Поздно, – я лихо мазанула кисточкой, размазывая клей. – Вик, я не знаю, как это объяснить. Не было у меня ваших бабочек в животе и прочих насекомых в остальных органах. Просто, когда рядом твой мужчина, он… Уравновешивает тебя, что ли. Рядом с ним не нужно притворяться. И спокойно, очень.
– А чего разбежались? – принимая очередную полосу обоев, поинтересовалась приятельница.
– Сказки не могут длиться вечно, – разглаживая плотный флизелин, отозвалась я. – Разный менталитет, разный социальный статус, все дела… Родственности душ оказалось недостаточно. Бывает, чего уж там.
– Ты ушла, – Вика обличающе ткнула в мою сторону валиком с табуретки, словно Ленин с трибуны. – Сама всё решила.
– Да, – не стала отрицать очевидное. Всё-таки за прошедшее время она неплохо меня изучила. – Я сама всё решила.
