Неслышно трещали в огне смолистые дрова, стреляя пучками искр. Завозились в ветвях вспугнутые пением птицы. Поднялась до фальцета и резко оборвалась последняя нота, и на поляне стало тихо.
Помощники отступили в темноту и вернулись с металлической клеткой. В клетке сидела большая белая птица. Помощник открыл дверцу клетки, вдвоём они с трудом вытянули трепыхающуюся индейку и водрузили на алтарь. Жрец отвернулся от жёлтого полукружья луны, сложил руки на груди и тихим, хрипловатым баском ещё раз пропел заключительные слова песни огня.
Шагнул к алтарю. Индейка трепыхалась, пытаясь вырваться из рук служителей. Жрец возложил руки на птицу. Та дёрнулась, двигая лапками и вертя шеей. Жрец кивнул, служители отпустили птицу и отошли в стороны. Та сидела неподвижно, ладони жреца лежали на ней плотно, прижав белые перья к бокам. Наконец глаза индейки затянулись белёсой плёнкой, голова опустилась, клюв утонул в перьях на груди. Птица уснула.
Служитель вынес круглую чашу на ножке. Поднёс к алтарю, другой служитель подал изогнутый серпом нож на костяной ручке. Жрец прижал одной ладонью индейку к камню, другой рукой сделал неуловимо быстрое движение, и белая птичья головка упала в подставленную служителем чашу. Жрец отошёл от каменного алтаря, дав место помощникам. Лица его смутно белело под опущенным капюшоном, только блеснули белки глаз, когда он обвёл взглядом поляну.
Люди в балахонах задвигались, вытянули шеи в сторону костра. Там служители уже установили квадратную металлическую решётку, и водрузили на неё индейку. Один из них присел у огня, и принялся раздувать костёр. Другой открыл керамический кувшин, запечатанный восковой печатью, и вылил его густое, багровое содержимое в серебряную чашу, где плескалась кровь индейки.
По поляне поплыл запах жарящегося мяса. Служитель пошёл по кругу, и каждый из сидящих на земле отпил из чаши густой кроваво-красной жидкости.
Чаша снова пошла по кругу, запах жареного мяса усилился. Служитель подбросил в костёр пучок травы и горсть чего-то, похожего на высушенных букашек. Языки огня опали, лениво облизывая решётку с птицей. Белый дым клубами поднимался над жаровней, щекотал ноздри собравшихся.
Наконец чаша опустела. Глаза людей в балахонах разгорелись, голоса зазвучали громче, щёки разрумянились. Многие откинули капюшоны. Служители сняли с решётки покрытую коричневой коркой птицу. По пупырчатой коже шипели и лопались пузыри горячего жира.
Индейку переложили на большое серебряное блюдо. К блюду со всех сторон потянулись жадные руки. Покрытую корочкой, жирную тушку рвали множеством вилок, и округлые жареные бока худели на глазах. Люди уже все до одного откинули капюшоны, закатали рукава балахонов. Они весело жевали и смеялись. Глаза их неестественно блестели в свете догорающего костра.
