— А ты чьи стихи читаешь, толстяк? Неужто сам сочинял?
— Ага, сам! – крикнули с другого конца площади. – Ночами не спал, старался!
— Аж упрел весь!
— Молчать! – налившись кровью, крикнул Громкоголос. – Свои стихи я пишу сам!
— Ну да, по ночам, - насмешливо выкрикнула какая-то женщина. – С Газелием на пару!
Глаза толстяка выкатились, казалось, ещё немного, и он лопнет от ярости.
— Докажите, что я лгу! – зарычал он. – Овцекрады! Думаете, я не знаю, что вы увели стадо моего господина в прошлое новолуние!
— Вор у вора украл! – выкрикнули с площади. – Твой хозяин отнял трон у своего брата! Дочку его в темнице заморил!
— Не вам судить, грязные козопасы! – крикнул Громкоголос. – Мой господин законно занял трон!
Не обращая внимания на поднявшийся на площади крик, толстяк взобрался на камень, на котором застыл растерянный Ромка, и протянул руку к лавровому венку.
— Снимай его, мальчишка!
— Опомнитесь, люди, не гневите богиню! – надрывался старик-распорядитель, стуча посохом. – Уймись, Громкоголос. Венок вручен победителю состязания в честь богини, ты не смеешь его снимать.
— Сейчас посмотрим, как я не посмею, – с этими словами толстяк дёрнул венок. Посыпались сухие лавровые листья.
Ромка потряс головой. Сухой листок прилип к потной, липкой от краски щеке, и он отёр её ладонью. Громкоголос отшатнулся, окончательно став похожим на варёного омара:
— Ты? Я же отправил тебя в город!
Ромка широко улыбнулся, глядя в налитые кровью глаза. Почему-то ему стало весело. Толстяк Громкоголос, с его круглыми, трясущимися от жира боками и потным лбом, был смешон и жалок.
— Пишете стишки вдвоём с Газелием? – насмешливо спросил он, скалясь в улыбке. Как там сказал этот работорговец: «целы все зубы?» - Интересная у вас жизнь пол… поэтическая.
— Держи его! – взвизгнул толстяк. – Солдаты, ко мне! Хватайте этого раба!
— Ты сам раб, - сказал Ромка, ткнув толстяка пальцем в грудь, на которой болталась цепочка с камнем в блестящей оправе. – Цепной пёс своего господина.
— Вяжи его! – прохрипел Громкоголос, озираясь в поисках своих людей. К нему уже бежали двое солдат, бросив повозку с пленниками.
Люди на площади засвистели. Парень, что кричал с края площади, бросился к телеге, где сидели связанные рабы. Взобрался на повозку и принялся распутывать верёвки.
Толстяк схватился за пояс, где должен был висеть меч. Всё оружие участников осталось возле стола, где сидели судьи. Его отобрали заранее, сложив горкой на козьей шкуре.
