Собравши сотни три троянцев,
Отборных гопников-поганцев,
Куда глаза глядят, удрал.
Зрители радостно зашумели, женщины захихикали, но тут же смолкли под строгим взглядом старика в волчьей шкуре. Ромка наконец поймал мелодию, и склонился над кифарой:
- «Да я его прикончу, гада! —
Вскричал растроганный Эол,
— Да вот помощников мне надо,
А от меня весь штат ушёл:
Борей страдает от похмелья,
А Нот уехал на веселье —
У нимф сейчас корпоратив;
Зефир отправился туда же,
А Эвр валяется на пляже:
Я распустил весь коллектив!»
Поэты на скамье судей зашептались. Старик-распорядитель в волчьей шкуре покачал головой и ухмыльнулся в бороду.
- Всю ночь отчаянно страдая,
Дидона бродит по двору.
Судьбину больше не гадая,
Решает вверить жизнь костру.
Схватив каминное кресало
И для растопки два журнала,
Она идёт на задний двор,
Идёт полночною порою
Средь карфагенского покоя —
Себе свершает приговор.
Ромка увидел краем глаза, как багровеет лицо толстяка. Газелий, стоя рядом с Громкоголосом, накручивал на палец кончик бороды и отбивал ногой такт.
- Одежду царскую сняла,
В костёр одежду положила
Поверх неё сама легла;
До неба тотчас пламя встало,
Покойницы не видно стало,
Пошёл от ней лишь дым и чад.
Энея так она любила,
Что от любви себя спалила —
Послала душу к чёрту в ад.
[5]Разошедшийся Ромка поднялся со стула и, перехватив кифару, сыграл на витых струнах бессмертную тему «Дыма над водой».
На мгновение площадь затихла, слушая затихающий звон струн. Потом зрители восторженно закричали, а в Ромку полетели пучки петрушки, бутоны цветов и прочая зелень. Женщины хлопали в ладоши, мальчишки свистели, мужчины топали ногами. Седобородые судьи склонили головы над столом и принялись совещаться.
— В соревновании певцов, исполнивших песни собственного сочинения, победил Ром, гость из далёкого племени черногогов! – объявил старик-распорядитель.
— Ничего, - проворчал толстяк Громкоголос, бросив косой взгляд на Ромку. – Это ничего не значит. Главный приз дают за поэму.
Они переглянулись с Газелием, и поэт согласно кивнул.
Ромка слез со «сцены» и присоединился к собравшимся в кучку участникам состязания. Те молча потеснились. На камень опять выбрался великолепный Газелий, и принялся декламировать, поводя руками и воздевая их к небу.
— Нет, Газелий уже не тот, - авторитетно заявил один из соперников, тощий, с жиденькой бородкой поэт рядом с Ромкой. – Видно, стар стал Газелий.
Его собрат по поэзии кивнул, теребя бороду. Ромка слушал. Его очередь была после всех.
