Брайс еще мгновение смотрел в непроницаемые глаза Ньютона. Потом сказал:
– Давайте убираться отсюда.
Они ушли, ни с кем не попрощавшись, молча прошли бок о бок по длинному, застланному ковром коридору к номеру. Брайс открыл дверь своим ключом и, закрыв ее за ними, очень тихо, но твердо спросил:
– Так это правда?
Ньютон сел на краешек кровати и с усталой улыбкой произнес:
– Конечно правда.
Ответить было нечего. Брайс понял вдруг, что бормочет: «Господи Иисусе, Господи Иисусе». Рухнул в кресло и уставился на ноги. Господи Иисусе.
Кажется, он провел целую вечность, глядя на свои ботинки. Да, он знал, но услышать – это совсем иное дело.
Тогда заговорил Ньютон:
– Хотите выпить?
Брайс поднял глаза и внезапно засмеялся.
– Боже мой, да.
Ньютон потянулся к телефону у кровати. Заказал две бутылки джина, вермут и лед. Потом, вешая трубку, сказал:
– Давайте напьемся, доктор Брайс. У нас есть повод.
Они молчали, пока не пришел коридорный с тележкой, на которой стояли бутылки, ведерко со льдом и графин мартини. В центре подноса красовалось блюдо с коктейльными луковками, лимонными кольцами и оливками. Орешки в вазочке. Когда коридорный вышел, Ньютон спросил:
– Вас не затруднит приготовить напитки? Мне неразбавленный джин, пожалуйста.
Он так и не встал с кровати.
– Конечно. – Брайс поднялся на ноги, чувствуя головокружение. – Марс?
Голос Ньютона звучал необычно. Или это просто он, Брайс, пьян?
– А какая, в сущности, разница?
– Разница есть. Вы родом из этой… Солнечной системы?
– Да. Насколько мне известно, других не существует.
– Нет других солнечных систем?
Ньютон взял у Брайса стакан джина и задумчиво поднял.
– Только солнца, – твердо сказал он. – Никаких планет. По крайней мере, я не знаю ни об одной.
Брайс помешивал мартини. Руки больше не дрожали; ощущение было, что он пережил кризис и уже ничего не может его поразить.
– Давно вы здесь? – спросил он, помешивая, слушая, как лед звякает о стенки графина.
– Может быть, уже хватит размешивать? – спросил Ньютон. – Лучше выпейте. – Глотнул из собственного стакана. – Я живу на Земле уже пять лет.
Брайс перестал помешивать и налил себе в бокал. Затем, поддавшись внезапному порыву, бросил туда три оливки. Немного мартини выплеснулось на выстилавшую поднос белую льняную салфетку. Остались влажные пятна.
– Вы намерены задержаться? – спросил Брайс.
Прозвучало так, будто он в парижском кафе, задает вопросы другому туристу. Ньютону не хватало только фотоаппарата на шее.
