Время, задержанное до выяснения | страница 94



Поточекова мелодия вела меня (не я теперь вел Поточека, а он меня) от главы к главе, от события к событию, и именно она побудила меня обратиться к банальным реалиям, таким, как часы, кукушка, еж и т. п., потому что они весьма к этой мелодии подходили. Другое дело — «Шехтерезада». Согласен с Вами: там я обошелся без «искусственных приемов», но в повести маленького Юзека и пишущего о нем большого Юзефа, писателя более чем посредственного, использование подобных приемов (один из них назван даже в заглавии книги, а «расщепление» обнаруживается в первой же ее фразе) показалось мне столь же естественным, как и отсутствие их в «Шехтерезаде».

Итак, ведомый мелодией, в пути махнув рукой на время, я вдруг обнаружил, что у меня возникает нечто более реалистическое, чем так называемый реализм, а именно — реализм абсурда. Ведь даже и говорить не приходится, что в наше время (почему в наше? во все времена! всегда!) реализм абсурда есть и будет чистейшим реализмом. Таким образом, я прикоснулся к абсурду, поточековому абсурду, и на миг ужаснулся. Но только на миг. Ужас сменился смехом, высвобождающим смехом. Взрывом смеха. Поточек, его трагическая — или, скажем лучше, грустная — история начала меня забавлять. С тех пор я не переношу трагического отношения к абсурду. Пусть его трагически переживают (…) люди серьезные, степенные (…) люди, которые не умеют не участвовать в абсурде. Лично меня абсурд (не только поточеков) забавляет. Так вот, я расхохотался и хохотал до тех пор, пока не привел поточекова Критика в Отдел виз и загранпаспортов и не поставил точку.

Почему я всем этим морочу Вам голову и похищаю у Вас ценное время (к сожалению, мы не всегда можем махнуть на него рукой)? Потому что за Поточека многие читатели на меня обиделись. Обижались за поляков, обижались за евреев, обижались за поляко-евреев и еврее-поляков, и лишь очень немногие услышали поточекову мелодию и вместе со мной смеялись над реализмом абсурда. Это были люди, которые, так же, как и я, подошли к теме свободно (хотя и не равнодушно). Повторяю, их было очень немного. И тут любопытная деталь: мелодия, хотя и несложная, слышна лишь при повторном чтении, и только тогда абсурд, прежде воспринимавшийся всерьез, вызывает смех.

Простите, что я так расписался, но мне бы хотелось ответить еще и на Ваши вопросы. С 1968 года я живу в Лондоне. Живу и очень мучаюсь: добивает меня климат. Хожу с опущенной головой и даже несколько сгорбившись, чтобы не задеть о здешнее небо.