Время, задержанное до выяснения | страница 80
— Это все. Мы вам сообщим.
Письма Шимона Шехтера о Юзефе Поточеке
24 октября 1972 г.
Вопрос первый: Считать ли это — как Вы пишете — «попыткой бывшего коммуниста и бывшего еврея свести счеты с прошлым»?
Возможно, что на первый взгляд повесть обоих Юзефов производит именно такое впечатление. Я имею в виду то, что Вы называете «очной ставкой выдающегося польского писателя и партийного активиста со своим еврейским детством». Так вот, эта «очная ставка» создает лишь видимость сведения счетов. Ведь Поточек — посредственность, ничтожество (это русское определение, как мне кажется, чрезвычайно подходит к Поточеку), или, попросту говоря, тряпка (разговор Рабиновича с Марылей в машине)! Поточек до такой степени тряпка, что не способен, не может отважиться на сведение счетов с прошлым. Поточек — писатель, но вовсе не выдающийся. Он писатель слабенький, писатель-выдвиженец, обученный этому ремеслу цензурой, да еще в какие времена — в сталинские! Поточек — писатель настолько слабый, что не умеет писать ни о чем ином, как только о себе. Вот он и пишет о маленьком Юзеке — и врет. Он превращает запуганного еврейского паршивца в юного героя, который выше всех и дальше всех писает, бьет по физиономии и вообще парень что надо! Словом, крадет биографию Хенека — маленького хулигана, а Хенеку отдает свою — маменькиного сынка и плаксы.
Но тут происходит нечто неожиданное — арестован писатель Мончка. Юзеф приходит в ужас: он всегда всего боялся, а на этот раз до того перепугался, что вернул Хенеку его биографию и признался, кто он такой на самом деле. У него такая тряпичная душонка, что он с готовностью сознается в чем угодно, а уж в правде и подавно. И все-таки, несмотря на его полное ничтожество, есть в Поточеке, как и в каждом человеке, что-то от бунта против действительности, против себя самого в этой действительности. Отсюда внутренний разлад, отсюда неустанный монолог втроем: маленький Юзек, большой Юзеф и Критик. Монолог втроем! Кажется, здесь мне удалось добиться многомерности в показе посредственностей, тогда как в литературе они обычно изображаются только в одном измерении. Видимо, писатели не считают подобные существа заслуживающими интереса. Я — напротив! «Тряпичность» в наше время (да, пожалуй, и в иные времена) является основной чертой подавляющего большинства людей. Так почему же мы не должны обращать на нее внимания? Нас окружают поточеки, поточеки сидят в нас самих, и если мы хотим изгнать их хотя бы из себя, то обязаны знать их всевозможные проявления.