Время, задержанное до выяснения | страница 73
…именно нормально идущие часы были теперь исключением.
Юзеф так проникся новой формой своего творчества, так был этим горд, что не заметил, как и когда остановились все часы — и партийные, и государственные, и даже кооперативные, а что особенно удивительно — и некоторые наручные часы, которые все еще оставались личной собственностью.
И очень хорошо, что Юзеф этого не заметил — для него бы это был тяжелый удар, которого он бы, пожалуй, не перенес, потому что известно, что писатели больше всего на свете, даже больше самих себя, любят свое писательство, а особенно его форму.
Тот, за письменным столом, еще что-то писал, и его лицо успело уже приобрести нормальный цвет, когда зазвонил телефон. Оказалось, кто-то срочно вызывает его к себе вместе с коллегой, что сидел спиной к комнате. Оба сразу же вышли, а вместо них вошел кто-то другой, в ком Юзеф и Юзек узнали обходительного мужчину, того самого, что разговаривал с ними в Союзе писателей.
— Ну что ж, уважаемые авторы, — сказал он, — я надеюсь, что смогу доложить майору о вашем литературном успехе и вручить ему рукопись. Наверное, она уже готова.
— К сожалению, — сказал Юзеф, — мы не успели…
— Мы не собираемся ее писать, — перебил его Юзек.
— Пока что, — поправил Юзеф. — Пока что не собираемся, — повторил он.
— Ну что ж, — сказал тот, что пришел от майора, — каждый человек имеет право на собственные мысли и никто не должен принуждать его высказывать их вслух. Однако… — тут он сделал паузу и посмотрел на Юзефа, — такой человек не может быть писателем на службе нашей партии, каковым вы себя считаете. Более того! Мысли, скрываемые от нашей партии, от нашего народа, как правило, воплощаются в действительность с большим вредом и для партии, и для народа. Иначе бы их и скрывать не надо было. Надеюсь, вы со мной согласны?
Юзеф не знал, что ему и сказать, потому что аргумент был вполне убедительным, и возражать было нечего. Поэтому он промолчал, но тут маленький Юзек неожиданно спросил:
— Значит, вы считаете, что мы должны написать эту рукопись?
— Я ничего не могу вам навязывать, — прозвучал ответ. — Мне бы хотелось только добавить, что в отношениях между людьми главное — это честность. Если ты скрываешь что-то от партии и народа — это значит, что ты им не доверяешь, что они для тебя — чужие… — тут он снова выдержал паузу. — А тогда, — говорил он дальше, — следует об этом честно заявить и порвать со средой, которую считаешь для себя чуждой. Мне кажется, это ясно.