Профессор удивленно посмотрел на Марылю, но не прервал ее, а внимательно слушал, что она говорила.
— …Например, этот мальчик. У него такие родители, какие есть — он их себе не выбирал. Родился он здесь, а не в Испании, потому что никто его не спрашивал, где ему родиться. Он еврей, хотя быть им вовсе не хочет. И как только он захотел полюбить, а может, и полюбил то, что получил поневоле, ему говорят, что у него на это нет права. Нет, что-то тут не так.
Юзеф молчал, а Профессор, хоть и порывался, ответить Марыле не смог, потому что именно в этот момент около них затормозило такси, а как только они поехали, обмениваться взглядами насчет «по праву» и «поневоле» уже не было никакой возможности. Дело в том, что шоферу, который до того, как взять пассажиров, вел машину в одиночестве, тоже хотелось поболтать, так что он воспользовался случаем и начал:
— Вы, я вижу, народ культурный, так что простите мне, неученому, что я вас так прямо, без обиняков спрошу: как же так получается? В две смены вкалываю, руки от этой проклятой баранки аж в суставах трещат, а сам на себя заработать не могу. Хорошо еще, что дети у меня уже взрослые, а жене-покойнице, кроме свечек да цветочков на День поминовения, ничего уже от мира сего не причитается. До войны я тоже возил — одного такого еврея, что бумагой торговал. Заработать он давал неплохо, дурного не скажу, да и о машине заботился, даром что не его личная была, а фирмы — то ли шведской, то ли голландской… уж и не упомню, давно это было. И при немцах повозить пришлось… Эх, да что тут говорить, война была, а я без куска хлеба не оставался. А теперь я сам — на государственной службе, машина тоже государственная, как и все остальное — и что с того? Говорят, раз государственное — значит ничье, и потому нищета вокруг. Но я так думаю, что дело не в этом. Один мой дружок работал шофером на госмашине во времена санации, как это теперь называют — и домик себе поставил. Выходит, все зависит еще и от того, какой хозяин государством правит. А если хозяин в правители не годится — тогда уж, сами понимаете… Только вот народ наш — все равно как стадо баранов и ничего лучшего не заслуживает. Я извиняюсь, если тут задел кого — а то ведь народ нынче нервный пошел: чуть что — сразу жалобу катать. Ну, а мне-то что? чего мне правду замалчивать? Вы, барышня, на меня не донесете, а им, — он повернул голову в сторону Профессора и Юзефа, — наверняка уже Калифорния во сне видится. Ну что ж, единственное, чего пока еще национализировать не удалось — это сны. Они у нас частные, и на них не нужно иметь разрешения от местного совета. А говорят еще, что у нас свободы нет…
