— Рада за тебя. — Я поднялась и подошла к окну, вцепилась в край подоконника.
Данилов с любопытством присматривался ко мне.
— Отрицать не собираешься?
— Зачем же? У тебя так складно выходит.
— Это да, — с удовольствием, явно гордясь собой, отозвался Данилов. — Но я, честно, был удивлён. При первой встрече ты казалась такой наивной. Даже покраснела, когда я с тобой заговорил.
— Думаешь, я не могу краснеть?
— Можешь, я это выяснил. Ещё один подарок природы для тебя.
Я повернулась к нему.
— И что теперь? Ты догадался, что дальше делать собираешься?
— Почему ты говоришь: догадался? Я всё выяснил. Мне, знаешь ли, за это деньги платят. За то, чтобы я решал чужие проблемы. Иногда собирал вот такие головоломки.
— Я знаю.
— Правда? — Он невероятно обрадовался. — Вот видишь, мы похожи. Пока я собирал информацию на тебя, ты интересовалась мной. В какой момент начала?
— После первой ночи.
— О-о. Это печально. Я надеялся, что позже.
— Что теперь будет?
— Ты расскажешь Родиону про Есина.
— Я не знаю, где он. Правда. Я видела его в последний раз на фуршете, на следующий день он уехал. Больше я о нём ничего не слышала.
— А если подумать?
— Нечего тут думать.
— Он жив?
— Да откуда мне знать? — Я отступила от него. — И, вообще, то, что ты тут наговорил, это лишь твои домыслы. Ничем не подтвержденные.
— Правда? А шестьдесят процентов активов компании, записанных на твое имя, это не доказательство? — Мне оставалось лишь чертыхнуться про себя, но видимость спокойствия я постаралась сохранить. Даже рискнула пренебрежительно усмехнуться. — Конечно, можно сказать, что ты безотказная душа, что дают, то и подписываешь. Но это слишком много, не находишь?
— Не думаю, что ты узнал эту информацию законным способом.
— Правильно, и не думай. А тебя не интересует, что я еще узнал? — спросил он, глядя мне в глаза, и вот тут у меня реально дыхание перехватило. Я беспомощно на Андрея смотрела, а его моя реакция весьма устраивала. Он вернулся в кресло и закинул ногу на ногу. — Все началось с детской фотографии у тебя в альбоме. Обычный чёрно-белый снимок, на нём вся семья: мама, папа и две девочки. А на обороте надпись: «Мы и Лиля». Не: «Родители и мы с Лилей», не: «Моя семья», а какое-то непонятное для детской логики разделение: мы и Лиля. Будто ты что-то отдельное от этой семьи. Сколько тебе тогда было? Лет пять?
Я упрямо молчала.
— Вот после этого я всерьёз тобой и заинтересовался. И оказалось, что никакой Лили Бергер до твоего совершеннолетия не существовало. Была Лиля Истомина, незаконная дочь профессора Бергера. Он взял тебя в семью после смерти твоей матери. Его жена согласилась тебя принять, ведь о твоём существовании было известно многим, и отдавать в детский дом дочь видного в городе человека, это некрасиво, если пальцем показывать не будут, то шёпот за спиной обеспечен на долгие годы вперёд. И тебя приняли в семью. Уж не знаю, как к тебе относилась мачеха, но отец, кажется, любил. Судя по мнению людей, человеком он был добрым и мягким, очень любивший свою работу. Он был талантливым математиком. Уже после математики его интересовала семья, поэтому он мог не замечать напряжения между дочерью и женой.
