«Я создал его разнообразным. Ему дана свобода воли. Сочетание ума и воли делает человека властелином собственной судьбы.»
И в потоке военнопленных?
«Что ты хочешь сказать?»
Да просто интересно бы знать, как оставаться властелином своей судьбы, подыхая от голода и болезней за колючей проволокой лагеря военнопленных.
«Не знаю как, но можно.»
Ты бесчеловечный Бог!
«Я залит вашей кровью по вашей воле и вашими руками!.. Но довольно об этом. Не Я тебя, а ты Меня завел в дебри начальных понятий. Вернемся к конкретной ситуации. Вообрази себя в лагере. Перед тобой альтернатива: убивать или умереть?»
Когда — в двадцать или в шестьдесят? В двадцать жизнь передо мною как бесконечный сад, а меня только впустили в калитку. И вообще, я надеюсь, Тебе не нужно объяснять, что можно найти, если всколыхнуть осадок на дне самой чистой души…
«Да, ты уже понарасписывал и даже признался, что понимаешь расписанное, но избавь от подробностей», — поморщился он.
Ну, не ставь же себя на одну доску с Мудозвоном, взъярился я и понял, что собеседник удаляется. Обожди! Нежелание знать правду не относится к числу сильных сторон любого творца!
«Творцы не обязаны выслушивать хамов».
Извини, демонически усмехаюсь я и делаю третий глоток. От подробностей могу Тебя избавить в рассуждении того, что они и без меня Тебе известны. — Молчит. — Так не угодно ли Тебе кое-что изменить в творении, скажем, вычистить осадок? — Молчит. В осадке-то и гнездится человечье… — Видишь, как получается… Ты умудряешь творение, когда уже поздно исправлять содеянное.
«Никогда не поздно!» — с неожиданной силой говорит Он.
Милосердный! — взрываюсь я. — Некоторые убеждали меня, что всемогущество Твое в предвидении. Дескать, конечный результат предусмотрен. Но я не знаю его! Дни мои кратки, и меня сжигает страх за остающиеся поколения. А Ты не находишь лучшего, как успокаивать меня пустыми словесами, когда мир летит кувырком и рушится экологическое равновесие! Ну как не растрогаться до слез от милостиво дарованной нам, детям Твоим, свободы воли… Зачем Ты погрузил нас в эту бесконечную борьбу с собой?
Он молчит, и мне становится жаль Его. Как вдруг словно огненными буквами вспыхивает передо мной его ответ:
Человек не был бы Человеком, если бы не боролся с собой.
… Сижу, обмякнув на своем самодельном ложе. Серый вечер липнул к окошку, когда я снова глянул в него. Плаксивый скребся дождь. Тихо было, как на соседнем кладбище. Фары проехавшей машины швырнули сноп света в мой склеп и заставили оконную решетку описать быстрый полукруг по стенам и потолку. Я снова придвинул рукопись.
