— А вовсе и не сиротинка, — обиделся я. — Какой же сиротинка, я вон какой! — и, опустившись на ладони, пошел по полыхавшему солнечным теплом полу на руках.
— На это ты мастак. А вот сани не смастерить. Как вот их изладить?
Я понимал, что бабушке тоже хотелось чем-нибудь помочь мне. А если бабушка возьмется, вместе-то смастерим.
В то же утро в избу я натаскал с улицы всякого добра: дощечек, разных палочек, прутиков свежих… Принес из сеней топор, пилу… Топор бабушка сразу же у меня отобрала, рано, мол, возиться с ним. Вместо него разрешила взять тупой косарь — обломок косы, которым обычно щепали лучину.
К вечеру, мы с бабушкой сшили из тряпок хомут. Из черемухового гибкого прута выгнули дугу, а оглобельки сделали из батожков. Все пригодилось. Одних саней недоставало. Тогда бабушка разыскала в чулане маленькое старое корытце, в нем когда-то сечкой рубили капусту на пироги.
— Вот тебе и кошевка! — сказала она.
«И верно, совсем похоже на сани», — обрадовался я.
К корытцу мы привязали оглобли и запрягли коня. Все как есть, лучше и не надо, получилось.
— А колоколец-то где? — спохватился я.
И колоколец нашелся. Подвязали к дуге, тряхнули, и залился колокольчик веселым звоном.
«Ай да мы!» — шептал я и тянул коня за уздечку. За ним по полу тащилась моя кошевка с поклажей.
— Смотри-ка, в извоз поехал, — улыбнулась бабушка и тут же добавила: — Как же, надо привыкать, парень, надо. Время такое… Некому работать-то — одна мать старается…
Я пожалел, что тихо расту, хотелось скорей стать взрослым и ездить в извоз с соседями. Теперь я частенько подходил к дверям и, становясь спиной к косяку, вытягивался. Если замечал, что стал чуть-чуть повыше, делал на косяке ножом новую зарубочку.
9
Беляки не пришли к нам в деревню, будто бы потопили их где-то за Котласом на Северной Двине.
— Туда им и дорога, — говорила бабушка. — Все утонут, если пойдут не с добром.
— С каким добром?
— А вот так: бросай оружие да спросись, можно ли зайти погостить? Иначе наши им все ноги переломают. И раньше мужики не любили чужеземцев да воров.
— А беляки тоже воры?
— Они, говорят, хуже и воров. Жгут все да убивают людей… На глуботине их всех потопили. Туда им и дорога, говорю.
В сумерки я часто просил бабушку вспомнить какую-нибудь бывальщинку.
— А какую тебе, ведь все позабыла… Разве про отца, про Олю.
— Давай про Олю послушаю.
— Что ты, дурень, какой тебе Оля? Он тятькой доводился тебе.
— Я ведь не видел его.
— И не увидишь голубчика…
