Они были женаты. И они были в постели. Все предельно просто. И почему бы ему не обнять свою жену и не заняться с ней любовью?
– Может быть, стоит обсудить, как мы будем спать, – предложила Вив. – Мы вынуждены спать в одной кровати, и, когда рядом никого нет, наши отношения будут оставаться платоническими.
Это было еще хуже, чем он ожидал. Он не должен представлять себе, как Вив скользнет под прохладную простыню, обнаженная, разумеется, и призывно посмотрит на него из-под ресниц.
– Я могу спать на полу, – хрипло проговорил он. Вив приподняла бровь, глядя на него так, словно могла видеть сквозь материю его брюк, как он был возбужден. – Я настаиваю. Ты оказываешь мне большую услугу. Это меньшее, что я могу сделать в такой ситуации.
– Я не собиралась предлагать, чтобы кто-нибудь из нас лег спать на полу. Мы друзья. Мы можем спать в одной постели и не прикасаться друг к другу. Разве не так? Если только ты не думаешь, что это будет слишком большим искушением?
Джонас судорожно глотнул. Она что, читает его мысли? Неужели она почувствовала, как он с трудом сдерживает себя?
Но он не хотел потерять ее дружбу. И он не мог нарушить клятву, которую дал Уоррену и Хендриксу.
– Нет, разумеется, нет, – с трудом выдавил он из себя. – Я хочу сказать, это будет непросто… то есть совсем несложно… То есть… мне нужно кое-что проверить.
Прежде чем окончательно не запутаться, он вскочил с кровати и бросился к двери, бросив ей через плечо:
– Ты можешь занимать ванную. Я подожду своей очереди.
Что было совсем не просто. Ему необходимо было принять холодный душ.
Он на цыпочках направился в кабинет отца. Устроившись в его кресле, он начал вспоминать своего погибшего друга и данную Уоррену и Хендриксу клятву.
Когда Маркус погрузился в депрессию, они просто сделали вид, что не замечают этого. Они решили, что всего-навсего задета его мужская гордость. И что они могли поделать? Попытаться образумить его? Очевидно, боль, которую испытывал Маркус, была нестерпимой. И Джонас вынес из всего этого один урок – нельзя позволить женщине запустить в тебя свои когти.
Вот почему он не может больше дотрагиваться до Вив. Искушение было слишком сильным. Это было смертельно опасно. Кроме того, они с ней были друзьями.
Плохо, очень плохо даже размышлять об этом. Хотя в глубине души он не верил, что Вив может представлять опасность для него. Но риск был слишком велик, и он не хотел разрушить их дружбу. Они же встречались почти год и никогда не испытывали никакого искушения. Что же изменилось сейчас? Может быть, все дело было в том, что он поцеловал ее и его тело так неожиданно отреагировало на этот поцелуй, что теперь он не мог избавиться от страстного желания, которое вспыхивало в нем всякий раз, когда она оказывалась поблизости?
