Не успела Фрейда прижаться к внуку, как тут же заплакала. В одно мгновенье глубокие морщины на лбу стали еще глубже, а мудрые глаза поблекли, сделались задумчивыми и уставшими.
– Фимка, ты там себя в обиду не давай, похитрее будь. Где нужно, прояви характер или, наоборот, отступись, ежели дело к затруднениям привести может. Перед начальством ум не выказывай и благословляй их в своих молитвах. Часто судьбу простого человека они решают, потому за лучшее им быть в добром расположении духа. Глядишь, лишний раз голос в твою сторону не повысят. Белла, – обратилась она к снохе, – чего стоишь в стороне, иди прощайся с сыном. Уезжает наш Фимушка невесть куда, а родителям и дела нет! На душе погано через это делается, и сердце в комок сжимается. Колотится без разбору, будто бы воробей в луже купается.
– Бабушка, не переживай. Я вместо себя Гришку оставляю, но это еще не все. У тебя скоро правнук родится, будет чем себя занять.
– Мэри, он пошутил, или уже свершилось?
– Свершилось, бабушка Фрейда, – ответила смущенная Мэри.
– Вот это другое дело, сынок! Молодец! Настоящий мужик! Скрасил, так сказать, грусть расставания с родными. А теперь, милости прошу, молодой человек, на телегу и до парома. С такими новостями папа вмиг тебя домчит до пристани.
* * *
Киев поразил Фиму своими масштабами и динамикой. Двух– и трехэтажные жилые дома, отдельно стоящие от них административные здания, соборы, театр и даже чугунные фонтаны для пойки лошадей! Все это располагалось на широких оживленных улицах и прекрасно вписывалось в живописный городской рельеф. Центр радовал зеленью, отсутствием грязи и возможностью быстрого передвижения на гужевом транспорте. Громкоголосые ломовые извозчики то и дело покрикивали на зазевавшихся прохожих. Легковые одноконные повозки поджидали клиентов вдоль дорог и на площадях, обещая вмиг доставить пассажиров до Крещатика за тридцать пять копеек или до Подола за пятьдесят. Оплата на выбор: сдельная и почасовая, а именно: сороковник за первый час и двадцать за каждый последующий. Провоз багажа за отдельную плату, и не меньше пятнадцати копеек за сундук и десятника за чемодан.
Как и учил отец, Фима попытался было сбросить цену на проезд, но видавшие виды извозчики наотрез отказывались уступать. Все как один с равнодушным видом отворачивались от клиента, давая понять, что разговор окончен. Если вы думаете, что Фима совсем ничего не понимал в коммерции, то спешим вас убедить в обратном. Послонявшись от повозки к повозке с тяжелым чемоданом, он решил не тратить время даром и прогуляться подальше от привокзальной площади. В какую сторону идти, он не знал, поэтому пошел самой широкой улицей по направлению к центру. Через пару сотен метров он увидел стоящий на обочине экипаж. Седовласый пожилой мужчина в ермолке сидел на дрожках и задумчиво смотрел вдаль, попыхивая зажатой в зубах папироской. Натруженные грязные руки покоились на коленях, частично прикрывая аккуратно пришитые заплаты. И было в его облике что-то монументальное и одновременно душевное, что сразу же подтолкнуло Фиму к нему обратиться.
