Лувр делает Одесса | страница 111
– Откудова вам знать, насколько оно обычное? – послышалось сверху. – Родили себе еле-еле троих детей и уже знаете, как у всех происходит.
– Мадам Мистрюкова, какая вы ядовитая женщина, чтобы балкон ваш свалился! Не знаете причины, а уже делаете глупые мнения по поводу грустных соседских глаз. Я только предположила, а вам уже есть дело! Мадам Разумовская, я была права или что-то другое?
– Муж тяжело заболел. Доктор сказал, что в легких идет воспаление.
– Ужасная дрянь, но я бы не советовала заранее грустить. Поверьте мине, он пришел и ошибся. Кто отличит легочной катар от горлового! Я вас умоляю! Оба дают жар, истошно кашляют и харкают мокротой.
– Смотрите, пожалуйста! Врач, ученый человек, забыл с Дуськой посоветоваться! Горловой катар! Легочной катар! Когда весной ваш живот громыхал, как пуримская трещотка, что-то вы не знали название той болезни, а побежали за советом к лекарю.
– С животом сложнее отгадывать. Там кишки и без того запутаны. Попробуй додуматься, какая из них противится диэтическому питанию.
– Нет, вы слышали, какую ерунду говорит ее рот! От вашего диэт даже пьявки худеют и падают в обморок, какая вы жадная! Мадам Разумовская, зачем тратить время на глупость? Не каждый совет нужно слушать. Лучше зайдите ко мне за баночкой настоянных на меду трав. Ваш муж попробует его несколько дней и снова будет счастлив.
– Можно подумать, я сама не хотела предложить что-нибудь хорошее, – хмыкнула соседка.
Все последующие дни Мэри лечила Фиму натирками, бальзамами, заставляла его дышать над паром, пить лечебные чаи и все время просила Бога дать мужу здоровье и не сиротить детей. Господь услышал сокрушенные молитвы бедной женщины, и в одну из ночей хворь начала выходить из тела обильным потом. Мэри по нескольку раз меняла мужу рубахи и несказанно радовалась переменам. Самым счастливым днем был тот, когда супруг с аппетитом поел куриный бульон и попросил добавки.
За время болезни Фима очень изменился. Нет, дело было совсем не в худобе и не бледном цвете кожи! Взгляд. Изменился взгляд. Кроме перенесенного страдания и радости от начавшегося выздоровления, в глазах появилась мудрость, а вместе с ней и грусть. Что только не было передумано за время страданий! Сколько раз он прощался с жизнью, считая каждую ночь последней, но уже наутро бранил себя за мрачные мысли. С наступлением темноты вера в выздоровление покидала душу. Неокрепший и нежный росток надежды, проклюнувшийся на заре с веселым пением птиц, снова увядал до рассвета.