И тоже испугалась. Что, черт возьми, она только что собиралась сделать? Перевела взгляд на Рафаэля.
Сомнений не оставалось. Перед ее глазами тут же встало распластанное тело и прекрасное мертвое лицо.
Неужели это она? Она не могла!
И все-таки она чуть было это не сделала!
Маша почувствовала, как предательски подкашиваются ноги, и остается слишком мало воздуха. Ну уж нет, она не хлопнется в обморок. Сколько можно! Она сделала глубокий вдох и невесть откуда взявшимся усилием воли заставила себя оставаться в сознании. Почему-то это она могла, хотя была уверена: даже на непроизнесенное заклятие она потратила кучу сил.
Рафаэль тут же подхватил ее.
— Тут у нас кое-кто пытался магичить на собственном ресурсе. И как магичить! — в его взгляде на Машу легко читалось беспокойство, причем гораздо более сильное, чем тот страх, что он испытывал, когда его собственной жизни угрожала опасность. — Я не знаю, как она вообще еще жива.
— Ты вообще плохо представляешь себе мои возможности, — вырвалось откуда-то изнутри, недоброе, чужое. — Не советую тебе это проверять.
Он снова бросил на нее странный взгляд, подхватил ее на руки и коротко отдал распоряжение Морису: — Я в нашу комнату. Глаза отведу, на это сил хватит Раздобудь эликсира любого, что угодно.
— К лекарям? — коротко поинтересовался Морис.
— К лекарям. Придумывай, что хочешь. И зайди в 206-ю, у них всегда есть что-то с большой земли.
— Но… — попытался возразить Морис.
— Времени мало, — бросил Рафаэль. — Может, Агнесса и была готова к таким штукам, но не она. Вернее, не сейчас.
Маша изо всех сил старалась сохранять сознание. Почему-то это казалось очень важным. А со всех сторон подбиралась темнота: мягкая, теплая и приятная темнота. Маша чувствовала, если сейчас позволит себе упасть в эту темноту, уже не выберется, не выкарабкается, так и останется там навсегда.
Возможно, это и к лучшему…
— Говори что-нибудь!
А вот откуда это чувствовал Рафаэль, она не представляла.
Они пересекли двор, поднялись по лестнице. Он нес ее словно пушинку, так привычно, как будто бы всю жизнь только тем и занимался, что таскал ее на руках. Хотя так и есть. За время их совместных тренировок как только он ее не держал и не подбрасывал! Только сейчас у Маши нет сил, чтобы сгруппироваться и стать легче.
— Прости, — она еле-еле выговаривает это слово, но, кажется, даже оно заставляет темноту отступить. — Я не хотела. Это.
— Еще как хотела, — он улыбается.
Черт возьми, он находит в себе силы улыбаться, и она не может не улыбнуться в ответ. Но и улыбнуться тоже не может, на это нет сил, и поэтому лишь растягивает губы в жалком подобии ухмылки.
